Виктория Угрюмова - Двойник для шута

Начальник Тайной службы понимал, что объятие было наинежнейшим, иначе бы он просто не выжил. Но то, что он удостоился такой чести, чуть было не заставило его лишиться сознания, и только врожденное чувство иронии удержало его на этой грани.

Он понимал, что не понимает вообще ничего, открыл было рот, чтобы снова заговорить, но исполин предупреждающе поднял руку:

— Молчи. Получай свой подарок!

И резко опустил руку вниз.

Повинуясь этому знаку, его гвардейцы стали один за другим подходить к самому краю площадки и… прыгать вниз с головокружительной высоты.

Сивард сглотнул комок, застрявший в горле, и слегка покачнулся. Подобное безумие могло сбить с ног и кого покрепче. Однако криков внизу слышно не было, только ветер свистел, усиливаясь. Он хотел было подойти и глянуть вниз, но Теобальд удержал его на месте.

На площадке осталось четверо: император, Аластер, Теобальд и ошарашенный, растерянный рыжий пройдоха. Граф Ойротский похлопал его по плечу и тоже ушел в пустоту, небрежно перешагнув каменное ограждение.

— Что же это? — наконец выговорил одноглазый. Вместо ответа Аластер подошел к императору и легко тронул его за локоть.

— Я готов, — негромко сказал Ортон. — Уже готов.

— Тогда…

Очертания тела герцога Дембийского внезапно потеряли свою четкость, размылись и поплыли. Он стал стремительно увеличиваться в размерах, достигая невероятной величины, и вскоре занял собой большую часть вымощенной белыми плитами площади. Сивард смотрел на него, и единственный его глаз медленно наполнялся соленой влагой.

Огромное тело было покрыто черной броней с зеленоватым отливом, двойной ряд шипов шел вдоль спины до самого кончика могучего хвоста. Мощная гибкая шея была украшена пышным гребнем, по форме напоминающим тот, что венчал шлемы императорских гвардейцев. Исполинская голова, удлиненная и вместе с тем изящная, потрясала своей красотой. Сверкали изумрудные глаза, а разверстая пасть была усеяна клыками, вполне способными соперничать с обоюдоострыми мечами-парангами.

Сивард в немом благоговении разглядывал невероятных размеров лапы, держащие это тело на весу, и сложенные сейчас перепончатые крылья, которые превосходили даже паруса арабаны и были в состоянии нести эту неимоверную тяжесть по воздуху.

Перед начальником Тайной службы возник во всем своем величии и великолепии исполинский дракон, имя которому было Аластер.

Крылатый ящер склонил шею к самой поверхности белых плит, Ортон Агилольфинг взобрался на нее верхом. Он слабо махнул на прощание рукой, и дракон, оттолкнувшись всеми лапами, совершил гигантский прыжок вверх, в небо. А затем распахнулись его крылья, и невероятная птица взмыла вверх, унося своего всадника.

Одноглазый подбежал к самому краю площадки и, опершись рукой о каменную ограду, стал напряженно всматриваться вдаль. В этом адском освещении видно почти ничего не было, но ему показалось, что он заметил стаю крылатых ящеров, которые уносились на юг, к Бангалорам. Однако двигались они так стремительно, что даже если он и впрямь видел их, то не более минуты.

Тиррон вздрогнул и проснулся.

Внизу ему почудились встревоженные голоса стражников и лязг оружия. Он выбрался из постели и с трудом подковылял к двери, напряженно вслушиваясь. Шум приближался с каждой минутой, как будто кто-то поднимался по лестнице к нему в башню.

Кто бы это ни был, архонт был ему рад. Даже если это шел убийца, то он сделал бы благое дело, убив несчастного владыку Бангалоров, однако Тиррон подозревал, что охранное заклятье убережет его от насильственной смерти. Он проклинал свою неуязвимость, но что он мог поделать?

Как-то быстро продвигались те, кто должен был, судя по шуму и крикам, пробиваться с боем. Охраняли Тиррона в основном люди Эрлтона — послушники Ордена, которые славились повсюду как искусные воины. Однако было похоже, что они столкнулись с противником, настолько их превосходящим, что были смяты и отброшены в считанные минуты.

Сил у архонта хватило ровно на то, чтобы добраться до дверей. А вот чтобы устоять на ногах, их уже не было, и он, хватаясь руками за резные украшения, срывая ногти и раздирая пальцы в кровь, стал медленно оседать на пол. Но сознания не терял каким-то невероятным, последним усилием воли.

Ему вдруг совершенно внезапно стало казаться, что это грядет его освобождение, и первое впечатление перерастало в твердую уверенность по мере приближения чьих-то шагов. Шаги были легкие, упругие, но гораздо более тяжелые, чем у Эрлтона. Похоже, шагал отряд из нескольких десятков человек. Тиррон и сам не понимал, как его слух различает такие мелкие детали.