Федор Чешко - Урман

— А что ты придумал делать теперь, после мокши? Что кикимора забыть-то велела?

Мечник дернул плечом:

— Да я вроде как и собирался вести мужиков прямо отсюда челны искать. И с Велимиром так же сговорено, и с головою мокшанским — он да сын его при нас будут, в заручниках.

— Тогда вовсе ничего не пойму… — начал было волхв, но осекся.

Потому что над самым его ухом раздался хриплый голос:

— А ты, Кудеслав, всех ли собирался вести отсюда на поиски?

Мечника будто подбросило е земли, рука стремительно метнулась к оружию. Лишь в самый последний миг он успел удержать вырвавшийся из ножен клинок от удара по невесть откуда взявшемуся человеку.

Человеком этим оказался Ковадло.

Он стоял совсем близко, в паре-тройке шагов, расслабленно и спокойно опершись на кузнечный молот. Видать, проклятая кикимора без остатка сожрала все Мечниково и Белоконево внимание — иначе кователю ни за что не удалось бы подойти незамеченным.

Ведь только за миг какой-то до появления кикиморы Кудеслав оглядывался — никого поблизости не было. И вот, на тебе…

Крался, значит, этот-то. Зачем? У которых намерения добрые, тем вовсе незачем тайком следить за своими же… Впрочем, своими ли? Ой, похоже, не своими считает Званов подручный волхва да Мечника! Заметил, что уединились для важного разговора, и решил подслушать? Тогда почему так вот внезапно открылся? Впрочем, это как раз понятно. Издали не слыхать было, вот и сунулся вплотную — авось на подходе хоть клочок беседы ухватит. Ну и, опять же, кикимора — тоже небось впервые увидел, вот и ошалел…

Да, это понятно. Непонятно другое: отчего он не остался в заручниках у мордвы?

Ковадло будто бы сумел расслышать Кудеславовы мысли столь же легко, как расслышал бы внятно сказанные слова.

— Мордве я вместо себя Званова сынка предложил, — спокойно объяснил слободской нарочитый муж. — Он с нами пришел сперва к общинному граду, а после и сюда — ты, верно, углядел его меж другими…

Мечник лишь бородой мотнул: поди, мол, упомни в лицо всех сыновей, которых Зван понавытворил на своем длиннючем веку! Кудеславу и в слободе-то приходилось бывать раз-два и обчелся…

А Ковадло продолжал:

— Самому же мне никак нельзя надолго отлучаться от Звана. Он теперь шибко сложную работу работает — кроме меня подручничать некому… Ничего, мокшанский староста на такую подмену согласился с охотой. И Велимир согласился.

«Еще бы Велимиру было не согласиться! — досадливо подумал Мечник. — Споры, что ли, было ему затевать с тобой при мордве?! Эк ведь всех обошел, хитрован проклятый! Одно слово — кователь!».

— А кто это к вам приходил? Кикимора? То-то показалось мне, еще как к мокшанской луговине шли, будто следы ее… И позже чуть вроде мелькнула в кустах… Решил — мерещится или, может, Лешак вздумал пошутить шутку…

— Мерещится, говоришь? — Белоконь неторопливо встал, потянулся с хрустом и вдруг неуловимым движением ноги взбросил себе в подставленную ладонь лежавший на траве посох. — Мне вот тоже померещилось. Как-то неправильно все получилось: звала-то она Мечника, а услышал зов только я. Почему бы это? Может, не кикимора звала? Может, ее звали, а? И вот ты, воин отважный, чего-то все больше возле меня вертелся, а не близ опушки, где стрелы. Не то боязливый ты, не то дело какое вынашел себе поважней воинского… Ну, чего молчишь, кователь? Как правильнее сказать: кователь или колотун? Или колдун?

Ковадло выслушал все это с каменным лицом и вновь повернулся к Кудеславу:

— Зван для тебя меч работает — вот почему мне обратно в слободу надобно.

— Да у меня вроде как есть меч-то. — Кудеслав будто играючи махнул клинком, и красноватые предзакатные отблески, отразившись от чищеного железа, полоснули Званова подручного по глазам. — Вроде бы не худое оружие, как считаешь? А уж жизней на своем веку пожрало — вспомянуть страшно! Нравится?

И снова клинок мелькнул возле самого Ковадлова лица, полыхнув отраженьем небесной меди. Кователь даже не прищурился.

— Зван говорит, что ты свой меч можешь вскорости утерять, — произнес он с прежним спокойствием. — И еще сказал, что сработанный им клинок будет лучше этого.

Белоконь выговорил с ехидцей:

— Зван может сработать куда как лучше, это верно. Он кузнец знатный, небось урманские кователи поплоше его…

Волхв уколол Мечника стремительным испытующим взглядом, и тот кивнул: ясно. Урманы тоже считают своих кузнецов ведунами. А еще у них есть поверье, что умелый кователь через оружие своей работы может сломить под себя волю того, кому оно отдано.