Макс Крест - Поколение войны

Дело хоть и оказалось на полке, но про него всё ещё порой вспоминают в криминальных сводках. Что же до Хильды, то уже через три месяца она въехала в новую двухкомнатную квартиру — денег хватило бы ещё на несколько, но она решила не привлекать к себе излишнего внимания. Прошло несколько месяцев, и родился Арвинг, а так как это произошло на территории России, то ему полагалось отчество. В результате в бланке о рождении записали новорождённого как Арвинг Енгельссон Торесен. Хильда решила, пусть лучше будет на скандинавский манер, чем на русский — «Анхелевич» ну совсем не звучит.

В детсаду дети несильно дичились его, зато воспитатели несколько предвзято относились к «норвежцу», но позже, в виду идеального поведения последнего, быстро полюбили.

Хильда не работала — смысл? Денег им хватит при умном расходовании ещё надолго. Пока сын был в детсаду, Хильда занималась какими-то одной ей понятными делами, как считали соседи, с которыми, хоть убей, а дружить приходилось. На деле же Хильда снимала небольшое помещение, где устроила себе кузню, и в основном была там. Нет, она не делала что-то на продажу, просто так она тратила время, общаясь с металлом посредством изготовления разного оружия. Занималась она этим очень нерасторопно, и потому нельзя сказать, что дело было поставлено на поток. Всё упиралось в такое людское понятие, как «вдохновение», и порой она просто сидела над эскизами и любовалась на них.

Забрав же с детского сада своё чадо, она непременно гуляла с ним вместе. Часто они ходили в один дом, где был открыт выход на крышу, и подолгу там сидели, глядя в небо — сын словно помнил на уровне памяти крови, что чего-то в небе не хватает. После они шли домой, и после вполне обычного вечера Арвинг отправлялся спать.

Вот и сейчас спит. Причём в его отношении присказка «как ангел» вполне серьёзна. Интересно, он когда-нибудь узнает, кто он? Он для Михаила словно джокер, который решит проблемы, если его отец не погибнет. Тогда архангел просто выбросит из рукава его, и этот мир встанет на колени. А ещё есть кто-то другой кроме Арвинга, тот, кто может быть Мессией, но кто? Архангел никогда не говорил ей больше, чем хотел сказать.

Но на Люцифера его брат Михаил совсем не похож, хотя как знать, каким был Люцифер до попадания сюда. Хильд родилась сразу после Второй войны и никак не могла знать его. Хотя её мать видела Люцифера. Она была тогда рядом с битвой вместе с ещё несколькими валькириями — они выискивали отцов. Хильд-старшая видела, как на Люцифера напали три десятка ангелов и, как перебив их, он испускал дух, она, было, рванулась к нему, но он, в разрез её надеждам, умирать не собирался. Вот ведь забава была бы, если бы мать тогда утащила с поля боя архангела и родила впервые мальчика. Но такого не случилось, и её отцом стал кто-то иной, кажется из тёмных ангелов. Валькирии не привязываются к тем, у кого взяли семя новой жизни — они всего лишь доноры, к тому же нельзя сказать, что добровольные.

Люцифер, хотя скорее всё же Анхель, стал первым прецедентом в роду Хильд — он отдался ей добровольно. А Хильд стала прецедентом для всего рода валькирий — она родила мальчика — ангела.

Торжественная линейка на крыльце школы прошла скомкано из-за начавшегося дождя и суетливо перетекла в спортзал. Нудное действо угнетающе влияло на Хильду, но ради сына она сегодня улыбалась.

Улыбалась учителям, которые смотрели на детей и родителей совсем не тем взглядом, который должен соответствовать сегодняшнему дню, алчно оценивая каждого своего ученика и уже примеряя, сколько бы с кого испросить на «нужды школы». Не стесняясь откровенно кривить лицом, завидев ребёнка из семьи явно неудовлетворяющей их представлениям об обеспеченности.

Улыбалась мамашам, которые больше пеклись о собачках, что сидели у них на коленях, нежели о собственном ребёнке. Неотрывно строча что-то в дорогущих телефонах и планшетах, они порой даже не глядели на то, что происходило. Кто-то из них «незаметно» снимал обручальные кольца, увидев среди родителей одинокого отца и одним взглядом оценив выгодность риска быть пойманной на измене. Редко из них находились те, кто смотрел на сцену, где стояли их дети, и слушал каждое слово, что срывалось с губ первоклашек.

Улыбалась она и соученикам своего сына, хотя, признаться, не всегда хотелось. Особенно, когда в руках, вместе с положенным букетом, у ребёнка был телефон, стоимость которого превосходила доход некоторых семей. Другие дети косились и завидовали. Завидовали и в этот момент навсегда менялись, так как в них рождалось неукротимое желание владеть чем-то, чему тоже будут завидовать — самое ужасное желание из всех возможных.