Том Холт: Граальщики. Солнце взойдет

— Привет тебе, о солнце! — говорит она. — привет тебе, свет дня, привет тебе, расс…

Тут она запинается. Хлопает ресницами.

— Постой-ка, — говорит она.

Рыцарь остается на коленях. На его лице все то же абсолютно идиотское выражение, какое мы можем наблюдать лишь на картинах прерафаэлитов.

— Ты кто? — спрашивает принцесса.

Рыцарь прочищает глотку.

— Я, — говорит он, — принц Боамунд, старший сын короля Ипсимера Нортгэльского, и я пришел…

— Кто-кто?

Принц поднимает брови, словно персонаж Берн-Джонса, наступивший на что-то острое.

— Я принц Боамунд, старший сын короля…

— Боамунд?

— Совершенно верно, — говорит рыцарь. — Боамунд, старший сын…

— Как это пишется?

Рыцарь выглядит озабоченным. Там, где он обучался, можно было либо записаться на продвинутый курс соколиной охоты, либо изучать правописание, — но не то и другое одновременно. Угадайте, что он выбрал.

— Бэ, — говорит он, запинаясь. — О… А…

На лице принцессы (без сомнения, ангельски прекрасном) возникает странное выражение.

— Ты что, схохмить решил или что?

— Схохмить?

— Прикалываешься, — поясняет она. — Шутки шутишь, — она некоторое время обдумывает ситуацию. — Но ты ведь не шутишь, правда?

— Правда, — отвечает Боамунд. Он глубоко задумывается. — Слушай, — говорит он. — Я Боамунд, старший сын короля Ипсимера Нортгэльского, а ты Кримхильда Прекрасная, и ты спишь колдовским сном на вершине этой горы с тех пор, как злой волшебник Дунтор наложил на тебя заклятие, и я только что разбудил тебя поцелуем. Все правильно?

Принцесса кивает.

— Ну вот, — говорит Боамунд.

— И что?

— Что значит «и что»? — говорит Боамунд, краснея. — Я хочу сказать, ведь считается, что… ну…

— Что — «ну»?

— Ну…

Кримхильда кидает на него еще один странный взгляд и лезет под стоящий рядом камень за своей кофточкой. Кофточка, разумеется, девственно чиста.

— То есть, — говорит она, — ты, конечно, подходишь; ты, конечно, принц и все такое, но… в общем, здесь какая-то ошибка, вот и все.

— Ошибка?

— Ошибка. Слушай, — говорит она. — Кто тебе рассказал? О том, что я лежу здесь и все такое?

Боамунд погружается в задумчивость.

— Ну, — говорит он, — один человек в таверне, если уж ты хочешь знать.

— Рыцарь?

Боамунд скребет в затылке. Представьте себе рыцаря Альма-Тадемы, который умудрился каким-то образом выпасть из картины и теперь гадает, как ему забраться обратно, не разбив стекла.

— Да, я думаю, что это мог быть и рыцарь. Мы играли в карты, и я выиграл.

Розовые губки Кримхильды вытягиваются в жесткую линию.

— Вот как? — говорит она.

— Да, — отвечает Боамунд, — и когда я попросил его расплатиться, он сказал, что ужасно сожалеет, но у него совершенно нет денег. И я как раз собирался хорошенько рассердиться на него, когда он сказал, что, если я хочу, он может взамен навести меня на довольно интересное дельце. Ну, я подумал, что у меня не такой уж большой выбор, так что…

— Понимаю, — говорит Кримхильда ледяным тоном. — Скажи, а этот рыцарь, он был такой смуглый, симпатичный, такой вроде как угрюмый, с длинным носом, волосы на затылке взъерошены?..

— Да, — говорит Боамунд удивленно. — Ты его знаешь? То есть, я хочу сказать, — откуда, ты ведь проспала…

— Ну подожди, я еще доберусь до него! Лживый маленький крысеныш! — яростно восклицает Кримхильда. — Как я сразу не догадалась!

— Так значит, ты его действительно знаешь?

Кримхильда горько смеется.

— О да, — говорит она. — Я хорошо знаю Танкреда де ла Гран. Вонючий хорек, — добавляет она. — У меня найдется пара слов для месье де ла Гран, когда он наконец сподобится прийти сюда.

Что-то начинает медленно проворачиваться в мозгах Боамунда.

— О, — говорит он. — Так ты собираешься, э-э… — Да.

— И ты, м-м, не собираешься…

— Нет, — Кримхильда снимает свою кофточку, скатывает ее в комок и сует себе под голову. — Пожалуйста, перед тем, как уйти, верни мою вуаль туда, где она была, — говорит она решительно. — Спокойной ночи.

— О, — говорит Боамунд. — Ну что ж, хорошо. — Он осторожно наклоняется и поднимает с земли вуаль, не замечая, что стоит на ее конце. Раздается звук рвущейся ткани. — Прошу прощения, — говорит он и, насколько это возможно, укутывает обрывками лицо принцессы, которая, впрочем, уже снова спит. Она всхрапывает.

— Проклятье, — тихонько говорит Боамунд; он пожимает плечами (наплечники ржаво скрипят) и начинает медленно спускаться с горы.