Вера Окишева - Когда в сердце пылает любовь

Мэнатель отвернулся, скрывая улыбку. Ну да, смешно, наверное, смотрелась со стороны моя бравада, но главное, что мои речи достигли нужных мне ушей.

— Что у вас происходит? — услышала я самый прекрасный голос в Ислардии.

Мой король стоял за моей спиной, я чувствовала его присутствие и млела. Брат и командир личной охраны изменились в лице, подтянулись, склоняясь перед королём. Я медленно обернулась и с почтением поклонилась, как того требовал этикет.

— У всех языки отнялись? — сердито спросил король.

Он не в духе? Что случилось? Неужели вчерашнее нападение принесло страшные последствия? Или это из‑за сорванного праздника? Я с беспокойством подняла глаза на Тантриона, отмечая, как напряжённо смотрит на меня Хани.

— Мой король, — начал Трибор, но я его перебила.

— Мне не дают закончить бой, чтобы стать вашим верным охранником.

Хани закатил глаза за спиной у короля. Гасар, кажется, скрипнул зубами, и только король молча сверлил меня изучающим взглядом.

— Ты считаешь, что достоин занять эту должность? — распевно уточнил он у меня.

Я улыбнулась, а Тантрион вздрогнул, чуть отшатнувшись.

Я улыбаться перестала, а Хани выпучил глаза, явно хотел дать мне затрещину. Ой, я, кажется, сделала что‑то не так. Но храбрым море по колено. Я не собиралась отступать, да и не привыкла я к этому.

— Да, я достой… — запнувшись, чтобы прокашляться. Надо отвыкать, что я девушка, и следить за словами. Чуть не выкрикнула достойна! Вот бы был провал по всем статьям! — Я достоин! И я стану вашим личным охранником! — повторила, выпятив грудь вперёд, как это делали воины перед своим командиром.

Тантрион замер на секунду, потом ожил, усмехаясь.

— Я слышал о доблести северных соседей, и ваши воины не раз спасали мне жизнь. Я не вижу причин для отказа, — перевёл он взгляд на Гасара.

Я самодовольно усмехнулась на манер короля, обернулась к побледневшему командиру личной охраны. Трибор в это время переглядывался с Хани. У них были особые знаки, которыми они общались, и сейчас шёл один из таких разговоров. Мне, к моему глубочайшему сожалению, так и не удалось подобрать шифр ко всем их знакам, но кое‑что я стала понимать.

Трибор беспокоился о брате, спрашивал как он. Ответов Хани я не видела, но, кажется, старший брат успокоился, переключая внимание на окружающих. Тантрион прошёл к судьям и, взяв из рук Трибора таблицу соревнований, с удивлением бросил на меня косой взгляд. Ну да, я крутая, особенно сегодня расстаралась, но я самого главного не успела показать.

— Хорошо, — произнёс он, отдавая листок брату, — в этом году у меня будут два охранника, одного явно мало. Объявляю смотрины законченными. Зрамин и Мэнатель набрали одинаковое количество баллов.

Я, радостно улыбаясь, подскочила к Хани, который предупреждающе выставил руки вперёд.

— У меня получилось! — тихо шептала, а Хани, чуть кашляя, кивал мне, а затем строго отозвался:

— Наш владыка очень мудр и справедлив. Я предупреждал тебя об этом, Зрамин.

— Вы знакомы? — удивился Трибор, подойдя к нам.

— Да, встретил в лавке мастера Брентиэля.

— Брентиэля? — переспросил Трибор, оглядывая меня с интересом. — Луки нашего мастера самые лучшие в Златолесье, — уважительно добавил он.

Я кивнула, краем глаза не забывая следить за моим королём. Он разговаривал с Гасаром, который явно пытался оспорить решение владыки. Ай, как неосмотрительно! Тантрион не любит упрёков в свой адрес. Я готова была в предвкушении потирать руки. Ой, что сейчас будет.

— Кхе — кхе, Зрамин, — окликнул меня Хани. Но я остановила его рукой, требуя тишины. Вот оно! Тантрион заговорил, о, услада моих ушей и нервов.

— Вы, видимо, забыли, что я ваш владыка, а не сын, которого следует поправлять.

Да, да, так его, так! О, это было нечто! Аж слезы навернулись. Вот та смесь возмущения, чуть перчинки властности и мягкий укор, заставляющий одуматься. Так разговаривать умел только он, мой король!

— Зрамин, с тобой всё хорошо? — вернул меня из мира грёз голос Трибора.

— Тс, конечно да, — грубо отозвалась я, забываясь. Но во время спохватилась и исправилась. — Просто не мог отказать себе в удовольствии потешить самолюбие. Приношу свои глубочайшие извинения, что пренебрегал вашим вниманием. Но теперь я весь ваш. Вы что‑то хотели спросить?

Хани прикрыл ладонью рот, сотрясая плечами, затем отвернулся, чтобы не ржать в голос. А рот Трибора неприлично открылся, сам он разом позабыл, что, собственно, хотел спросить. Ну да, я была крайне учтива и мила. Ой, это я зря, наверное, так улыбалась. Ах, как же избавиться от этой жеманной привычки всем строить глазки. А всё матушка!