— Анна и Штефан возвращались как-то поздно вечером домой из театра. Их убили жестоко и беспощадно. Феромагеры. Из Анны выпили все жизненные силы. Штефана просто забили — им нужно было, чтобы она смотрела, нужны были ее троекратно усиленные ужасом эмоции, — его губы задрожали и поджались. — В один момент я разом потерял двух самых любимых людей.
Я сидела ни жива, ни мертва, слушая его рассказ и словно на себе проживая охватившие собеседника чувства.
— Убийц искали, но не нашли. Сначала я винил во всем Штефана, ведь если бы Анна его не полюбила, то была бы со мной. Была бы жива… потом я стал винить судьбу. Природу, которая создала нас такими уязвимыми и притягательными для чудовищ. Уехал в Англию, где учился боксу. Потом в Китай, чтобы постичь единоборства. Я хотел убить всех феромагеров, которые попадутся на пути. Мстить.
Дружеч поднялся и поманил меня за собой. Подойдя к занавеси, из-за которой я слышала шорохи, он схватил за край и отдернул ее. Я взвизгнула. Там оказалась довольно просторная металлическая клетка с толстыми прутьями решетки, за которой сидела женщина. Точнее, пол ее можно было определить только по выцветшему поношенному платью до колен и длинным седым волосам. Она была настолько худа, что напоминала обтянутый кожей скелет. Увидев меня, женщина с разбегу бросилась грудью на решетку и протянула ко мне тощие руки со скрюченными пальцами.
— Мы ее не кормим, — пояснил Дружеч.
Я схватилась за спинку кресла, чтобы не упасть — колени подгибались от страха, и нестерпимо захотелось в туалет. Женщина продолжала биться о решетку, а Дружеч подошел, скрестил руки на груди и спокойно оперся спиной о прутья совсем рядом со страшной узницей. Она могла бы легко вонзить в него свои когти, но почему-то смотрела только на меня.
— Удивлена? — спросил Дружеч, словно прочитав мои мысли. — Вот также и я был удивлен, когда вышел мстить. Я ожидал, что враги набросятся на меня, что мы будем драться на равных. Но они равнодушно проходили мимо, а на мои попытки затеять ссору отвечали бегством. И тогда я понял, — он постучал себя пальцем по лбу, — что они меня не чувствуют.
— Это как? — выдавила я.
— Ты боишься. Ты пахнешь. Я не боюсь. Меня не замечают. Для этого ты здесь. Я научу тебя не бояться. Научу постоять за себя. И когда ты сможешь войти к ней в клетку, — он указал себе за спину, — и выйти оттуда живой, я пойму, что твое обучение окончено.
Я открыла рот, но не смогла выдавить ни звука. В голове крутилась мысль, что вот-вот испорчу ковер в кабинете Дружеча, если он не спрячет это чудовище. Но он, видимо, сжалился и задернул штору. Судя по звукам, женщина биться не перестала, но теперь, не видя ее, стало спокойнее.
В этот момент дверь открылась, и в кабинет вошел лысый мужчина средних лет, одетый в рубашку с вязаным жилетом поверх нее, как любят одеваться ботаники и старые холостяки, живущие с матерями.
— О Боже, какие запахи у вас тут витают! — со смехом произнес он.
— А вот и Тоби, мой старинный друг, — обрадовался Дружеч.
Я же, поняв, кто он такой, попятилась, желая вжаться в стенку или спрятаться под стол хозяина кабинета.
— Что с тобой? — удивился Дружеч.
— Он же феромагер!
— Успокойся, детка, я в завязке! — отмахнулся Тоби.
Я перевела непонимающий взгляд на Дружеча, но тот, нахмурившись, глянул на наручные часы и направился к выходу.
— Тоби сейчас все расскажет, мне надо срочно кое-что сделать.
Дверь за ним закрылась, оставив меня одну в комнате с двумя феромагерами. Какая комедия положений, подумалось мне. Здесь не было окон, а значит, и путей бегства. Тоби сел в кресло, которое до этого занимала я, и жестом предложил мне тоже присесть, но я отчаянно замотала головой и осталась стоять на месте.
— Познакомилась уже со Сьюзен? — спросил он, показав на занавеску. — Ну и чего так трястись? Не все же такие, как она. Мы обычные люди. Едим такую же еду, как ты. Пьем воду. Нуждаемся во сне и отдыхе. Просто… — он поднял глаза к потолку, подбирая нужное слово, — … мы наркоманы.
Его тон начал меня успокаивать, и я опустилась в кресло Дружеча, решив послушать, что будет дальше.
— Не скрою, — продолжил Тоби, — ты со своей юностью и эмоциональностью для меня как шприц с героином, который я бы с удовольствием пустил по вене. Но если осознанно отказаться от этого «удовольствия», — он поднялся, — то не умрешь. Переживешь ломки, научишься сдерживаться. Мы все — и феромагеры, и эмпаты — прежде всего, люди.
Читать дальше