Я не могла не отметить, что, хоть дом и старинный, на столе Дружеча находился вполне современный ноутбук, а, судя по проводам, и подключение к интернету имелось. Тут же, на углу стоял телефон. Меня обожгла мысль о Хью. Но едва я протянула руку, как Дружеч схватил и сжал мои пальцы так, что я вскрикнула от боли.
— Что это ты собираешься делать, девочка? — с угрозой в голосе спросил он.
— Пожалуйста, мне нужен только один звонок! — взмолилась я. — Только один! Короткий!
— Поверь, Монтгомери сделал все, чтобы твои родители думали, что я тебя все в порядке.
— Причем здесь родители? — я попыталась выдернуть пальцы, но хватка Дружеча оказалась железной. — Они обо мне и сами не вспомнят. Мне нужно позвонить Хью.
— Глупая затея. Ты его любишь? Я уже говорил, что таким, как мы, нельзя любить.
— Но я должна с ним поговорить! Мы не попрощались! Как вы не понимаете?
— Ладно, — Дружеч, наконец, отпустил меня и кивком указал на телефон. — Позвони ему. Позвони, и завтра же про это узнают родители. А я больше, чем уверен, что Монтгомери до этого часто намекал им, что тебе не дают телефон, чтобы не доводить до припадков. И они начнут раскапывать это дело. Захотят тоже с тобой поговорить, раз ты звонила.
— Я скажу Хью, чтобы он никому не говорил о звонке.
— Дослушай меня. Если кто-то узнает, что врачи продают больных из лечебниц, что, по-твоему, будет? Я говорю сейчас не о себе или Монтгомери. О таких же, как ты, несчастных, которым никто не поможет, кроме меня. Кроме нас с тобой. О чем ты думала в тот день, когда я нашел тебя?
— О смерти, — я опустила голову, вспоминая, как хотела проткнуть себе горло заколкой, и покраснела.
— Представь, что где-то лежит такая же девочка и тоже думает о смерти. Кто ей поможет? — Дружеч вдруг грохнул кулаком по столу и заорал. — Мы не можем ставить годами наработанное дело под угрозу только из-за того, что ты кому-то что-то недорассказала. Это эгоистично! Ты не имеешь больше права думать только о себе. Я купил тебя. Ты принадлежишь моему делу!
Он, тяжело дыша от волнения, откинулся на спинку кресла и указал на телефон.
— А теперь звони. Если готова взять на себя ответственность.
Я поняла, что не могу.
…Хью опустил голову, поковырял носком ботинка землю, развернулся и побрел прочь. Я проводила его взглядом до самого угла. Потом вернулась в кровать, понимая, что быстро уснуть вряд ли удастся. Ужас охватил при одной мысли о том, как Хью, благоухающий эмоциями за километр, пойдет по ночным улицам домой. Темнота таит в себе самых разных тварей. Например, таких, как та желтоглазая из парка. Пришлось успокаивать себя мыслью, что он не маленький мальчик и сможет за себя постоять. И надеяться, что Хью оставил машину где-нибудь неподалеку. Дружеч был прав. Чертовски прав во всем.
— Ну-ну, — сказал мистер Дружеч, когда я немного успокоилась и перестала плакать. — Ты приняла верное решение. Лучше оторвать от себя прошлое сейчас. Дальше это будет больнее, поверь мне.
— Легко сказать…
— Мне не легко. Я тоже любил. И знаю, о чем говорю.
— Вы тоже бросили любимую без объяснений?
— Нет, — он выдвинул верхний ящик стола и достал черно-белую фотографию в деревянной рамке. — Анна. Моя сестра.
Девушка, чье фото я держала в руках, была одета в строгое платье с кружевным воротничком. Черты лица, выражение глаз — не оставалось сомнения, что Дружеч говорит правду.
— Мы с ней родились двойняшками, — продолжил он, глядя словно сквозь меня, — а ты знаешь, что такое двойняшки-эмпаты?
Я отрицательно мотнула головой.
— Мы чувствовали себя как единое целое. Помню, она падала и разбивала коленку, а я мог полчаса плакать от боли в ноге. Однажды я неудачно спрыгнул с пони и сломал руку. Мать металась между нами и не могла понять, что происходит — мы оба орали как резаные, — Дружеч усмехнулся. — А потом мы выросли, и Анна влюбилась. К тому времени мы с ней уже уехали из родительского дома и жили в городе.
Он внимательно посмотрел на меня, словно размышляя, стоит ли продолжать.
— Это может звучать дико, но я тоже полюбил его. Нет-нет, никакого физического влечения. Просто мне хотелось быть с ним рядом, разговаривать, делиться мыслями. Штефан, так звали молодого человека Анны, воспринял это с моей стороны, как знак дружбы. У нас сложились идеальные отношения.
Дружеч улыбнулся так, как улыбаются люди, глубоко погрузившиеся в воспоминания. Затем его брови нахмурились.
Читать дальше