Сергей Игнатьев - Голова-мяч, «цветочники» и зомби

Между верхом и низом кипит жизнь — в многоквартирных домах и гостиницах, в пивных и арт-галереях, в переполненных госпиталях и общественных банях, в толчее рынков и механическом шуме фабричных корпусов…

Яр-Инфернополис, мой дом.

Герти, сестренка ненаглядная, встречает меня на пороге особняка в конце Цветочной улицы.

Встречает вопросительным взором прекрасных серых глаз.

— Получила твою телеграмму, ничего не поняла!

— А чего тут понимать? Меня вытурили.

— То есть как, Кай?! Что значит — вытурили?

— То и значит. По итогам ректорского расследования. За хранение и распространение наркотиков в студгородке. Гребаный гумибир, разноцветные мишки… Каково?

— Ты рехнулся? Вот уже не ожидала, что мой брат…

— Ну, ё-мое, Гертруда! Разумеется, я тут ни при чем! Один приятель, пирданиол, сунул мне в вещи, чтоб самому отмазаться. А эти гребаные некрократы…

— В чем дело? Объясни толком!

— Слушай, я действительно чертовски устал.

Герти машет ладонью:

— Ладно, проходи!

Внутри я знакомлюсь с тремя Гертиными (соответственно, и моими, хотя до этого я про них знал только из писем) родственниками. Пьют чай в гостиной.

Миловидная барышня с немыслимой прической — малиновыми и синими прядями — и татуировкой на открытых плечах.

Рыжий, коротко подстриженный парень в черном тренировочном свитере — такие называют «оливками», от «Оливусских Спортивных Игр».

И еще один домочадец, про которого Герти говорит:

— Вот оно, чудо наше!

Чудо уныло ковыряет ложкой тарелку манной каши. На нем матросский костюмчик, белые гольфы и салфетка-слюнявчик. Малиновые щеки перепачканы кашей, но дальше этого дело не продвигается. Рыжий парень и девица в татуировках увещевают Чудо съесть еще хотя бы ложечку.

— Аймиай Коапэ! — рекомендуется Чудо, при виде меня с радостью бросая ложку и маша обеими ручками.

— Адмирал Корпс! — ржет рыжий парень. — А ложку-то чё бросил? Давай наворачивай, гроза джаферов!

— Хватит забивать ребенку голову всякой ерундой! — меланхолично бросает малиново-синяя барышня.

— Ничё, пусть впитывает с малых лет — боец растет, не девчонка.

Герти устало закатывает глаза, вооружившись салфеткой, вытирает контр-адмиралу фон Корпсу, покорителю Циприка и Каяррата, перепачканные кашей щеки, попутно представляя мне присутствующих.

— Брат и сестра Стояна. Я тебе писала о них, помнишь?

— Кефир, — представляется рыжий, по-прежнему скалясь. — Так меня зовут.

— Полина, — скользнув по мне заранее равнодушным взглядом, сообщает девица.

Интерес ее прикован к измазанному кашей контр-адмиралу.

Сажусь пить чай с новоиспеченными родственниками.

Вскоре в прихожей появляется и муж Герти. Отложив трость и портфель, снимает шляпу, устало распускает галстук. Стоян — один из бесчисленной армии клерков и чиновников младшего звена, составляющих прочный фундамент некрократии.

После ознакомительно-приветственного ритуала, Стоян отводит меня в кухню, где вручает пачку красных купюр и в паре слов обрисовывает текущую ситуацию. Они с Гертрудой, мол, гостей сегодня совсем не ждали, кое-какие планы были. Уже заказаны два билета в «Тристар Пандемониум», и домработнице заплачено, чтоб с «адмиралом фон Корпсом» посидела. Не буду ли я так любезен и не соглашусь ли провести вечер с Кефиром? Он хороший парень, покажет где, что и как.

Одна только поправка Стояна, в самом конце брифинга, меня насторожила — по поводу того, чтобы я «денег этому хренатору в руки не давал».

Я решил списать это на усталость мужа моей сестренки. Весь день с бумажками возиться в конторе, под приглядом черномундирных некрократов, — веселого мало, небось нервы закипают под вечер.

— А чё, правда, что у вас там лосиная кавалерия всё еще в ходу, в Питбурге вашем? — смеется Кефир. — Вместо самоходок или дирижаблей, как у нас?

— В Архаровске, — поправляю я. — Лосиная кавалерия в Архаровске. Это крайний север, и там снега, поэтому… В общем, неважно… И я не из Питбурга, я же говорил. Я тут, в Яре, родился. Это я потом уже, в шестнадцать, уехал в универ поступать…

— Ну-ну, — бурчит Кефир, не слушая. — На лосях, значит, гоняете!

Мы топаем по тротуару Цветочной улицы. Мимо, пыхтя и выпуская клубы пара, проезжают механисты. Семенят, шелестя подолами, дамы под зонтиками. Проходят, постукивая тростями и чинно приподнимая котелки и цилиндры при встрече с дамами, вежливые господа.