Анна Клименко - Последний Магистр

– Сейчас я вам помогу, – заявила женщина, прикасаясь к своим многочисленным ожерельям.

Он не слушал. Пристально глядя в темные, неопределенного цвета глаза, повторял раз за разом:

Я должна разрушить ловушку… Успеть раньше Магистра… Я должна…

Она была магессой, но в то же время – всего лишь человеком.

И Норл впечатал в слабое ее сознание то, что она должна была сделать.

…На лице Агелины было написано отчаяние.

– Отпусти меня, а? Ну что я тебе сделала? Это ведь все Кхеон да твой маг из Дэйлорона. Они сказали, что ты повредилась рассудком, когда узнала, что чудовище придется подманивать твоим Золькой…

– Я бы никогда не стала использовать… жизнь мальчишки… Даже если бы речь шла о спасении всего Алларена! – глухо проворчала Уломара, в то время как руки ее шарили под пышными юбками связанной Агелины.

Но одно дело – связать и совсем другое – отыскать все запрятанные компоненты заклинаний, обратившись к которым магесса могла бы освободиться. И предупредить коллег.

– Но речь и так идет о спасении Алларена, – Агелина капризно оттопырила губы, – это же меньшее зло, Ули, пожертвовать одной жизнью и очистить Черный город от поселившегося там чудовища! Ну, во имя Хаттара, давай же поговорим как цивилизованные женщины! А то я уже и в самом деле начинаю верить в твое безумие…

Уломара издала торжествующий возглас и принялась стаскивать с Агелины чулки.

– Прекрати! Да что же это такое, Хаттар Всемогущий…

– Будешь верещать, я тебе еще и рот заткну, – магесса повертела в руках отвоеванный чулок. Да, так и есть! Казалось бы, самая обычная вышивка на ленточке – но только для недалекого, лишенного магического дара любовника. Тонкие пальцы Уломары без труда нащупали зашитые кусочки лазурита и ласточкиных перьев, что уже само по себе было прекрасным источником Силы для заклинаний воздушной стихии. Не обращая внимания на протестующие вопли Агелины, магесса освободила ее и от второго чулка.

– Ты просто чокнутая, – с видом поруганной невинности сказала Агелина, – может, вообще меня разденешь?

– Может, и раздену. – Уломара ощупывала корсет, сосредоточившись на восприятии Силы.

– Нет у меня больше ничего, не-ту! И хватит, в конце концов, меня щупать!!!

– Замолчи, Агелина.

Между пышными грудями магессы нашелся шелковый мешочек с компонентами огня – и последовал за чулками в угол. Уломара выпрямилась, отряхнула руки.

– Ну, вот и все.

Теперь… ей и вправду надо было поторопиться. Добраться до площади перед домом Альхейма. Быть может, сразиться с магами Алларена. И вытащить Тиннат и своего маленького ученика из безжалостных челюстей капкана.

Город спал, как дитя в колыбели, что была сплетена из весенней свежести, тихого шороха ветра в листве, неясных теней и призрачного света.

Уломара вздохнула. Хорошая, добрая ночь.

Слишком хорошая, чтобы покинуть этот мир.

И быстрым шагом пошла по пустынной улице, направляясь к дому Учителя.

…Ее путь лежал мимо мрачных стен Черного города, но у магессы мурашки по коже побежали только при одной мысли о том, что ей придется снова очутиться так близко от места, где она едва не погибла когда-то… Когда был еще жив Альхейм и они пытались вскрыть цитадель.

Поэтому она свернула в нужный проулок чуть раньше. Затем, временами переходя на бег, добралась до следующего поворота. Тут она, вконец запыхавшись, остановилась – всего лишь на минуточку, отдышаться; прижалась горящим лбом к холодным мраморным плитам, что украшали фасад дома, и…

Двое разговаривали за углом, не далее чем в десяти шагах; к тому же ночью любой звук слышен куда лучше, чем шумным днем. А потому Уломара, мгновенно покрывшись ледяным потом, весьма хорошо разобралась в предмете беседы.

– Тебе-то что? Тебе только Силы больше достанется. Прочь с дороги, Норл.

О, этот голос она узнала бы среди тысячи других! Низкий, немного хриплый и очень приятный… Голос дэйлор.

– Да, верно. Но что будет потом, Ильверс?

Уломара, стараясь не дышать, осторожно выглянула из своего случайного укрытия. Они и вправду стояли посреди дороги, совсем близко, так что в ярком свете лун магесса смогла разглядеть эту странную парочку.

Ильверс д'Аштам все так же предпочитал черный цвет. Бархат его кафтана мягко искрился серебром, отросшие волосы, уже не пшеничного цвета, а большей частью седые, обрамляли осунувшееся, бледное лицо. Он стоял совершенно неподвижно, и Уломаре почудилось, что это даже не живой Ильверс – а самое настоящее чучело, из которого неведомый мастер вытряхнул все внутренности и вместо них набил песка и опилок… Но глаза! Они жили, по-прежнему выразительные, блестящие, как два полированных кусочка агата. И, как показалось Уломаре в обманчивом лунном свете, в этих глазах вспыхивал и гас багровый огонь ярости.