– И что ты сделал? – тихо спросила Ивона.
– Взгрел этого барыгу как следует, а шкуру отобрал и похоронил. Хоть человека уже и не вернуть, негоже так над памятью его издеваться, – в тон моим мыслям ответил Одд.
А я вспоминал, как столкнулся как-то с оборотнями в небольшой деревеньке, название которой уже почти позабыл. Ильмы, кажется, или что-то в этом роде. Не могу сказать, что люблю рассказывать эту историю, но вот на память она приходит регулярно, не испрашивая разрешения…
КРАСНАЯ ШАПОЧКА И СЕРЫЙ ОБОРОТЕНЬ
Хороший лес! Толстые стволы вековых вязов, покрытые кустистыми розеточками лишайника, распростерли руки-ветви с шершавыми темно-зелеными листьями. Дубы – не те раскидистые великаны, что одиноко растут на безлесных всхолмьях, а строгие и подтянутые лесные деревья, – стояли, подобно колоннам заброшенного древнего храма. Их резная листва прихотливо переплеталась в кружевной полог и пропускала только редкие лучики света, осторожно шарившие в сумраке по лесной подстилке. В прорехах на месте старых отвалившихся сучьев бесценными изделиями из тончайшего фарфора поднимались белые, словно светящиеся изнутри грибы – одна из разновидностей мухоморов, – божественно красивые и смертельно ядовитые. Неглубокий лог зарос частым грабинником: здесь ветви свивались уже совсем непроницаемым пологом, становившимся по ночам пристанищем упитанных серых сонь. В целом лес казался мрачным, но не таким, как старый ельник или пихтач, которые подобны суровому магу-некроманту, нет. Этот лес скорее напоминал какого-нибудь седобородого старика волхва – ворчливого, но доброго в глубине души.
Я был голоден. И больше всего мне сейчас хотелось не каких-нибудь позавчерашних бутербродов (это оставим на крайний случай), а большого куска жареного мяса. Мясо же, начисто игнорируя мои желания, продолжало бегать, прыгать и щипать траву, совершенно не намереваясь превратиться в жаркое. При этом потенциального жаркого было полно: едучи верхом, я за последние полчаса спугнул двух косуль и оленя.
Спешившись, я не торопясь разделся и сложил одежду в переметную суму. Аконит покосился на меня, но остался стоять – к перевоплощениям хозяина он относился совершенно спокойно. Хороший у меня конь, злой и послушный одновременно. Благодаря своей караковой масти и короткому хвосту он немного похож на огромную сторожевую собаку. И кусается, в случае чего, не хуже любого кобеля. Я потрепал его по шее. Аконит переступил ногами и фыркнул, – дескать, все под контролем, хозяин.
…На меня нахлынул совсем иной мир – в первую очередь мир запахов. Человек, даже самый одаренный по части обоняния, не почувствует и пятой части тонких (совершенно необязательно – приятных), пронизывающих мир ароматов, доступных нюху самого бездарного пса. Я смог различить запахи липы и дуба, запахи осоки и лисохвоста. Мне стали заметны пути перемещения лесных обитателей: вот тут вчера, ближе к вечеру, пробежал заяц; здесь прошла по стволу вяза белка (похоже, с детенышем в зубах); а на этом месте, поспешно собирая корм, метались мыши, почуявшие приближающегося к ним горностая. Я опустил нос к самой земле и ощутил, как прошел в почве крупный червь – потревоженная земля отозвалась изменением запаха; как где-то под тонким слоем перегноя разлагается, возвращая долг лесу, некий маленький зверек – разлагается давно, превратившись уже просто в комочек костей и земли.
Ну и главное, ради чего я вообще затеял трансформацию, – это еда. В лесу мне было проще добыть пропитание, находясь в звериной, а не в человеческой ипостаси. Я внимательно принюхался и осмотрелся, почти сразу же почуяв самую удачную добычу. Судя по всему, группа ланей паслась на небольшой полянке неподалеку, и с одной стороны их к тому же подпирал грабинник, в который лани не полезут. Говорят, в большинстве мест лань из-за ее глупости поистребили волки. Что ни говори, а волк – действительно санитар леса, выкладывающийся на каждой охоте до предела, а значит, нападающий по мере сил на некрупную или неоправданно медлительную жертву. Взрослый олень одинокому волку не по зубам, разве что добыча уже находится на последнем издыхании, да и я в своем зверином обличье не рискнул бы в одиночку покуситься на здорового рогача. Косули же уйдут, на открытом месте полагаясь на скорость, а в лесу – еще и на маневренность; без загонной охоты волкам с ними не состязаться. А вот лань, с ее привычкой бестолково носиться по зарослям, – это то, что надо. Волки либо вымотают ее до бессознательного состояния, либо она сама свернет себе шею.
Читать дальше