Тимофей Печёрин - Нить измены

Существа, бывшие когда-то воинами графа, падали один за другим. Но и сам отважный наемник остался лежать на каменном полу, пронзенный мечом одного из них.

— Его кровь тоже на твоих руках, граф Карей, — сквозь зубы, вполголоса процедил сэр Ролан, — и скоро ты заплатишь.

А возможность расплатиться у хозяина замка возникла весьма скоро. Когда конфидент и его спутники, наконец, достигли не то зала для приемов, не то личного кабинета графа.

Коридор на последней полусотне футов до кабинета был сплошь в изморози — и стены, и пол. Само же помещение больше походило не то на зимний каток, не то на ледяную пещеру. Пол покрывал лед, местами виднелись и небольшие пока кучки снега. Стены казались белыми, а с потока свисали сосульки.

Когда один из вошедших выдохнул, изо рта его вырвалось облако пара.

Факелы не горели, но и темноты не было. То ли зал, то ли кабинет озарял странный свет — белый, холодный, под стать ему самому. И источник его определить не получалось при всем желании. Свет казался просто разлитым в воздухе, как свет дня, если день этот пасмурный.

Сам Карей обнаружился в центре зала — сидящим в кресле с высокой спинкой, которое язык не поворачивался назвать троном. Одежду, кисти рук и лицо, ставшее пурпурным, как кровоподтек и сморщенным, точно вяленая рыба, сплошь покрывали крохотные льдинки. Но глаза еще были живыми, а голос звучал сухо и резко.

— Убирайтесь вон! — вскричал граф, поднимаясь с кресла, — я не ждал гостей!

— Где Шенгдар? — спросил сэр Ролан. Карей рассмеялся скрипучим каркающим смехом.

— Этот ничтожный трусливый скоморох получил то, что заслуживает всякий, способный загубить наше общее дело, — молвил он затем, — любой, кому оно показалось не по силам. Я лично порубил его на куски, чтобы скормить своим воинам…

Даже один из наемников — видавший виды вояка — содрогнулся от этих слов. Оказывается, вот что имел в виду сдававшийся гвардеец, когда говорил, что жрать им приходилось, что придется. Выходит, в том числе и себе подобных.

— …не моя вина, что мир так устроен. Что можно быть либо сильным — либо едой… третьего не дано, — продолжал между тем Карей, — а Шенгдар загубил такое великое начинание… он оказался даже хуже, чем просто слабым.

— О каком начинании идет речь? — нетерпеливо поинтересовался сэр Ролан, — не соизволите объяснить?

— Ваше сиятельство, — с толикой недовольства напомнил ему граф, — ко мне следует обращаться «ваше сиятельство». А дело наше общее можно назвать одним словом: спасение.

— Спасение? — переспросил конфидент.

— О да! — произнес Карей, — спасение от неизбежного. Вы тут все радуетесь жизни, пьете-едите, пляшете, детей зачинаете… но скоро все это кончится. Когда придет Властитель Мора, ваша жалкая, хлипкая плоть сгниет. И только Вечная Зима… только бессмертие, которое она дарует, способно защитить нас. А не лекари… и никакие маги. С Властителем пробудятся такие болезни, лекарств от которых нет, и не будет.

— Сам-то веришь в то, что говоришь? — с усмешкой, правда не без робости, вопрошала Беспутная Бетти, — в бессмертие… в сказку эту? Если да, тогда твои дела еще хуже, чем я думала.

Граф лишь молча покосился в ее сторону. Не отвечая. И, скорее всего, даже не узнавая свою побочную дочь.

Один из наемников вскинул заряженный арбалет, но сэр Ролан жестом остановил его.

— Ха! Даже твоя мерзлая плоть горит, — заявил другой наемник. Тот, который нес в руке горящий факел. Не забыл, очевидно, с какой легкостью удалось разделаться с белолицыми существами, в которых превратились гвардейцы графа.

— Ошибаешься, тупой кусок мяса, — веско и с расстановкой произнес Карей. И с этими словами поднялся с кресла.

Подойдя к тому наемнику почти вплотную, граф выхватил факел из его рук — без заметного сопротивления. Затем поднес свою свободную ладонь к дрожащему языку пламени… да так, что почти прикоснулся к нему. На миг ладонь разбухла, сделавшись похожей на бесформенный кусок мяса, потемнела. Затем Карей отдернул ее от огня. И следом продемонстрировал, что кисть обожженной руки вновь становится прежней. Стремительно, буквально на глазах.

— Не путайте меня с теми снеговиками… ходячими полутрупами, которые получились по ошибке из моих солдат, — торжественным тоном заявил граф, — я… нечто большее, если кто не понял. В моем теле лед заключил союз с кровью. Теперь оба они обеспечивают мое бессмертие. Лед уберегает меня от разящего железа, делая тело крепче. А кровь… моя кровь зачарована. Если становится тепло, даже жарко — она тоже просыпается. И течет по жилам, разогревая меня в ответ.