Андрей Шункевич: В поисках крыльев

Кажется сегодня не мой день. Совсем не мой…

Я сидела на дубовом, растрескавшемся на подоконнике маленького, слухового окна, того, что под самой крышей конюшни и щурясь от полуденного солнца пространно размышляла о двуличности жизни. Бросив взгляд на перепачканное пылью и паутиной платье, вздохнула и в который раз подумала о странности моего существования. Да, пропуская обязательный урок игры на клавесине, я точно знала о сожалениях, которые сейчас медленно но верно вставали за моей спиной. И дело даже не в том, что в свои неполные пятнадцать зим я ясно видела, что любой поступок, в итоге приносит и неприятности и приятности сразу, а в том, что, ясно видела границу, когда сделанное переходило из приятного в неприятное, и наоборот. В отличие от остальных воспитанниц "усадьбы фрейлин", как пафосно именовала сиё закрытое заведение дама Марта, я была… ммм… отщепенкой. Не в смысле желаний и устремлений, поверьте, как и остальные пять дюжин бесприданниц, я очень хотела устроить и жизнь, и судьбу так, чтобы… ну минимум баронессой, в итоге. Увы, в отличие от остальных, развешивающих уши послушниц, я четко осознавала, что ни умение шить и петь, ни умение танцевать или вести пространные беседы ни о чем, в итоге не дадут нам гарантии не то что официального замужества, но даже возможности пристроиться хотя бы в среднем сословии. Не говоря уже о дворянстве…

Собственно, верхом возможностей воспитанницы усадьбы было выйти в свои 16–19 лет за 40–50 летнего мастерового из города. Стать, лет этак на десять, его бесплатной игрушкой, затем, так сказать, в процессе — конченной стервой, и в итоге — ранней вдовой, безвременно сгнобившей своего муженька во тьму и покой. И в последствии, либо прибравшей его дело к рукам, либо оказавшись вообще не удел на правах содержанки в доме детей мужа, ежели таковые были у суженного до замужества. И та история, что рассказывает воспитанницам старая подслеповатая леди Элизабет — наша учительница музыки и танцев — увы и ах не правило, а удачное исключение.

Вообще вся её история о деве Велиссии и графе Оржунском, которую так обожает наше дамское общество, именно исключение, к тому же единственное и уникальное в своем роде. Более того, 32-х летний граф просто был вынужден взять в жены одну из девиц в силу причин наследства и рода, ибо за оставшиеся 3 дня добраться до столицы нашей империи — города Лейксмица он не успевал, чисто физически. Будучи подкошенный ранением в результате нападения разбойников, он почти две десятицы провалялся в бреду и как только пришел в себя, рванул в ближайшую усадьбу "благородных" девиц и немедля женился на первой попавшейся.

А через месяц, въехав в столицу, уже 33-х летний и женатый граф, посетил королевский двор. Там он предъявил и брачное свидетельство, и жену — тем самым выполнив условия наследования, по которым до 33х летнего возраста должен был связать себя узами брака, дабы унаследовать свое графство, в противном случае отходящее вдовствующей мачехе и сестре. Показательно быстро обе, в течение недели были выдворены за пределы оного графства по прибытии новоявленного графа и исчезли в неизвестном направлении. Ибо, по словам графа, имели самое непосредственное участие в его вынужденном ранении и последующем — почти — опоздании. А сам граф после этого не поленился оставить договор неразрывного вассалитета сюзерену и доходчиво объяснить новоиспеченной графине, что в случае его смерти она не получит ни крона и лишь повторит судьбу его драгоценнейшей семейки. Вот такие, нигде не озвученные подробности поучительной истории поведал мне личный дневник скромной девы Велиссии, в посмертии графини Оржунской — матери трех сыновей, умершей, что показательно, в возрасте 61 года, задолго до кончины своего мужа, и похороненной согласно своему последнему велению на территории нашего пансиона. Который, кстати, её прижизненными стараниями получил статус привилегированного и поступил на безвременное содержание одноименного графства.

Как именно сюда попал её секретер с бумагами и в частности дневником — история, увы, умалчивает. Но счастливая графиня в весьма ярких и живых тонах поведала бумаге, о том, насколько редкий шанс она получила от Основателя. И как именно им воспользовалась, сумев стать настоящей опорой человеку, выбравшему её, как он сам рассказал ей впоследствии, из двух дюжин стоящих в ряд, дрожащих от предвкушения дев, только за задумчивый, отстраненный, направленный в потолок усталый взгляд и ожидающую, печальную полуулыбку. По словам же самой графини, подобное её состояние, в тот момент было глубоко отсутствующим, в силу почти двух дневного не высыпания на почве извечных женских, кхм… переживаний. В тот момент, основным и единственным желанием будущей графини было принятие лошадиной дозы снотворного и последующее полное выпадение из этой жизни — на сутки минимум.