Карина Демина - Леди и война. Пепел моего сердца

Помню эти свои страхи. Тогда они были абстрактными, беспочвенными. А почва, оказывается, имелась. Хорошая такая. Плодородная. И урожай на ней грозил подняться богатый весьма.

– Я сам ушел, чтобы понять, кто мы друг другу.

– Понял?

– Да. Когда в Самалле оказался. Тигры. Храм. Деревья до неба… все, как мы представляли. Представляли мы, а увидел я.

Тихо. И ветер уже не воет, поскуливает, умоляя простить и впустить. Разве жалко нам тепла? Надо делиться. С ветром. Бурей. Темнотой. Чудовища в ней тоже замерзают.

– Урфин. – Теперь я вспоминала его правильно, человека, который привел в этот мир.

И еще в город, та самая первая прогулка. Встреча с паладином. Щит между мной и толпой…

…турнир.

– Урфин, тогда в чем дело?

– Прости. – Легкое прикосновение к щеке, дружеское, которого мне так не хватало. – Ты стала другой. Я не знаю, что они с тобой сделали, но ты теперь как те… из замка. Леди. Ледяная.

Ледяные у него пальцы. Так и отморозить недолго.

– И я боюсь, что… ты причинишь ему боль. Иза, я благодарен тебе за все, что ты сделала для меня… для нас. Прости, если обидел.

Я изменилась? Наверное. Два года прошло. От зимы до зимы. И еще раз. Это много. Я так старалась стать другой. И выходит, что у меня получилось. Надо ли радоваться?

– Ты… тебе как будто все равно, что происходит вокруг.

– Мне не все равно.

Меня учили притворяться. Леди не должна показывать истинных чувств.

– Ты можешь ему помочь, но… ты не думала, что можешь его и добить? Легче, чем кто бы то ни было. А от тебя нынешней я не знаю, чего ждать.

И я не знаю.

Странно это – переставать верить себе же. Пытаться понять, что из нынешнего – твое, а что – непрошенный подарок Ллойда. Он ведь пытается, как лучше.

А я? Что мне ответить? Урфин ждет. Напряженный. Готовый защищать себя или Кайя.

– Подзатыльника. – Я вдруг поняла, что могу не прятаться от этого человека. Он видел те, неправильные мои лица, которые леди не демонстрирует людям, и принял именно их, а не маску. – Жди от меня подзатыльника, если и дальше будешь строить из себя оскорбленное благородство. Поверь, я вполне способна забыть на секунду-другую о хороших манерах.

Он рассмеялся, едва не обрушив полог. И сгреб меня в охапку, сжал, так, что кости затрещали.

– А у меня дочка будет. Точнее, у нас, – поправился Урфин. Его острый подбородок упирался в макушку, и от этого было неудобно – шапка съезжала. – Весной. Или летом. Точно не знаю, но обязательно дочка. Тисса мне не верит. Она говорит, что я ничего в детях не понимаю. И наверное, права, потому что я в них действительно ничего не понимаю. Когда у Шарлотты сын родился, мне его подержать дали, представляешь? Он маленький! И сразу красный был. Оказывается, это нормально. Они все такими рождаются. Ну, красными то есть.

Знаю. Красными. И до ужаса хрупкими. В первый же миг понимаешь, насколько опасен для них окружающий мир, еще секунду назад тебе самой казавшийся надежным.

– Тисса, она… я хочу думать, что все будет хорошо. Но она же такая маленькая. Она сама совсем ребенок. Мне страшно за нее. Я иногда себя проклинаю. Надо было думать. Выждать год или два. Чтобы чуть постарше…

Наверное, он все же признал меня своей, если рассказывает про этот свой страх.

– А она счастливая такая… просто светится вся. И совсем себя не бережет. Я ей запретил делами заниматься. Ей гулять надо. И отдыхать. Кушать нормально. Творог вот… она отказывалась творог есть!

Ужас какой.

– Почему? Это же полезно. И еще рыба обязательно. Ягоды тоже… клюква вот. Или там черника. Еще голубику привозили. Яблоки. А она совсем меня не слушает. Я Седрика просил, чтобы он присмотрел за моей девочкой. Чтобы одевалась тепло. И не гуляла по морозу…

Он ворчит, ворочается и вздыхает, перечисляя все опасности, которые грозят безответственной беременной женщине, оставшейся без должного надзора. А я… пожалуй, завидую. И сочувствую.

Урфин не здесь быть должен.

Он нужен Тиссе вместе с этими наставлениями, навязчивой заботой и собственными страхами, которые день ото дня будут крепнуть. Урфин лучше меня знает, насколько опасно быть женщиной в этом мире. И он устал воевать с призраками в одиночку.

– Я имя придумал. – Он трогает серебряное кольцо на правой руке. – Шанталь. Есть такой цветок на краю мира…

– Ты скучаешь по ним?

Глупый вопрос. Скучает. Ничуть не меньше, чем я по Настене, сильнее даже, потому что я знаю, что с Настей все хорошо. А ему приходится верить.