Карина Демина - Леди и война. Пепел моего сердца

Впрочем, там, где флаги не вывешивали, вряд ли ждал бы иной прием.

Люди готовились воевать. И воевали.

Уже у самого Краухольда – осень завершилась внезапно, и третий день кряду шел снег – Сержант наткнулся на останки усадьбы. Ее пытались сжечь, и пламя прогрызло стропила, обрушило крышу и часть стены, но одно крыло, из белого камня, уцелело: все укрытие.

Прежде чем убить, дом разоряли. Обломки мебели. Содранный кусками, зияющими ранами, паркет. И чудом уцелевшая каминная полка, верно, слишком тяжелая, чтобы вынести. Осколки витражей… от воспоминаний получилось отмахнуться. Оплавленные стекла Сержант пересыпал из ладони в ладонь, но вернул на прежнее место.

Смахнув пыль и пепел, Сержант поставил на полку кошку.

И в камине развел огонь.

Он засыпал с ощущением того, что как никогда близок к цели…

…над городской стеной гордо реял красный флаг. И патрули имелись.

Но Сержанта они точно не увидели.

– …и мы будем требовать перераспределения народных благ! – Парень в коричневом пиджаке, застегнутом на одну пуговицу, говорил громко. Его слушали.

Сержант тоже остановился: не следует выделяться.

– Оглянитесь. Вот дома, которые слишком велики для людей, в них живущих. Зачем двоим или троим десяток комнат?

Дома здесь стояли добротные. Не из камня – из дерева. И нельзя сказать, чтобы роскошные – большинство разменяло не один десяток лет, некоторые и вовсе нуждались в ремонте, но людям, собравшимся послушать парня, эти строения виделись пределом мечтаний.

– А у вас нет крыши над головой.

Его поддержат, потому что каждому, кто ночует у костра, подобное положение дел кажется несправедливым.

– Они живут в неоправданной роскоши. Золото. Серебро. Фарфор. Вещи, не имеющие иного смысла, нежели удовлетворение мещанского представления о красоте. Одежда, которой слишком много… еда…

Снег летел и садился на коричневую ткань нарочито дешевого пиджака. Было холодно, но, распаленный собственной речью, парень не замечал неудобств. Рядом Сержант заметил еще пятерых. Не то сподвижники, не то охрана. Скорее всего, и то и другое сразу.

Меррон среди них не было.

– Они балуют своих жен и дочерей, тогда как ваши дети нуждаются в самом необходимом…

Меррон была дальше.

И Сержант оставил говорившим их речи.

– …я прошу лишь о поддержке. Дайте мне стать вашим голосом в городском Совете, и я добьюсь, чтобы вы были услышаны!

Дом на берегу моря. Небольшой. Аккуратный. С красной черепицей на крыше и трубой, из которой сочилась тонкая струйка дыма. Сад под снегом. Виноградная лоза.

Окна затянуты инеем.

До двери – старый добрый дуб на тяжелых завесах и бронзовое кольцо-молоток – едва ли десяток шагов. Всего-то и надо – подняться на крыльцо в три ступени. И постучать.

Откроют.

А дальше что? Теплая встреча? Сомнительно.

Он давал клятву защищать, но не исполнил. Не потому, что не сумел – не попробовал даже. Разменял на мир, который трещит по швам.

Предательство? Да.

Оправдываться? Сержант не умеет. И что остается? Или презрение, которое он заслужил. Или жалость, что хуже презрения. Или отвращение.

Тогда какой смысл?

Он стоял у ограды до сумерек, не боясь быть замеченным. Ждал. Дождался.

Узнал сразу, несмотря на темноту и расстояние. На нелепую одежду – зачем ей эта безразмерная шуба из летнего линялого волка? И высокая шапка-колпак, которая съезжает на глаза. Валенки тоже забавные, большие слишком. У нее же ножка узкая, а эти – растоптаны. И Меррон не идет – едет, как на лыжах.

К морю.

Села на перевернутую лодку, подперла подбородок рукой и смотрит.

Она за морем. Сержант – за ней.

Он быстро научился держаться в тени, только Меррон все равно что-то слышала, оборачивалась, застывала, настороженная, пытаясь высмотреть его. Не выходило. Разочаровывалась. Вздыхала.

Она носила мужскую одежду, и та ей шла больше женской.

Она взяла себе другое имя.

Спряталась.

Не от Сержанта. Иногда он позволял себе подходить ближе, настолько, чтобы ощутить ее запах. Как-то в рыночной толпе получилось коснуться жесткого меха.

Не стоило рисковать: увидит – прогонит.

У нее собственная жизнь, где Сержанту нет места. Город. Дом. Люди, которые приходят к Меррон. Ее ценят. О ней говорят, что молодой доктор ничуть не хуже старого, которому пришлось уехать. И надо бы сделать так, чтобы молодой остался. Где еще доктора найти? Потому и подкармливают. Сватают, подбирая невесту из окрестных девиц. И тогда Сержант испытывает приступы необъяснимой злости.