Марина Трубецкая - Дверь обратно

— Ага, и безруких, чтоб по спинищам не шарились, — и, глядя друг на друга, подружки громко заржали.

Одно хорошо, по утрам не очень-то наши любили говорить. Кто мог, до последнего досыпал, подскакивая, если мерещились Инфузорины шаги. Так что тема моего распутства продолжения не получила. Две закадычные подруги перекинулись еще парой фраз на этот счет и тоже угомонились.

Из разговора стало понятно, что сегодня понедельник. Куда подевалось воскресенье, я спросить не решилась.

А вот столовка и учебный корпус не изменились совсем.

Да и Инфузория пронеслась привычной фурией:

— Какая дрянь сперла мебель из отрядной? А? Колония по вам плачет. — Она остановилась у мальчикового конца стола и сузила глаза. — Если к вечеру все не будет возвращено, готовьтесь. Я весь корпус перетряхну, но найду.

Дальше шли перечисления многочисленных кар, которые падут на голову вора, благ, которыми нас обеспечивает государство, и тщетных трудов самой Инфузории, задавшейся целью уберечь будущее неблагодарных подонков от тюрьмы. Приводить сей монолог не имеет смысла, так как длился он без передыху весь завтрак.

А я ведь и забыла совсем про свои забавы с мебелью. Внутри все сжалось, а ну как и вправду упертая бабища перетряхнет весь корпус? Заветная комната совсем рядом с отрядной. Плакало тогда мое короткое счастье. Не попасть мне больше туда. А возвращаться опять к серым будням… НЕВЫНОСИМО! Жизнь только наполнилась содержанием…

Реакции Инфузории на наличие окна с островом я не боялась, так как наша новая спальня ведь тоже враз появилась, а реакции окружающих — ноль! С чем это связано, пес его знает!

Никаких событий особо больше не было, все шло по годами выверенному графику. Разве что вечер пролетел под эгидой поиска злосчастного столика. И чего так волноваться, нас и посерьезнее вещи пропадали — и ничего. В прошлом году бесследно сквозанула куда-то гуманитарка от Международного благотворительного фонда. Так вот, никто не носился по детдомовской территории с пеной у… хмм… в общем, не носился. А тут Инфузория и Аркадий Бенедиктович бегают оба, в каждую щель заглядывают, пытливо взглядом проходящих прожигают. Чудеса просто! Как будто все благополучие этой богадельни держалось исключительно на этой никчемной подделке под хохлому. На тетку было страшно смотреть: волосы шальным репейником в разные стороны торчат, глаза выпучены, из ноздрей вот-вот пар повалит, а на Бенедиктыча я предпочитала и вовсе не глядеть. Ну на фиг! Вдруг допрос с пристрастием устроит.

Мимо моей двери страшная парочка пробегала неоднократно. Инфузория даже подергала ручку, но Аркадий Бенедиктович как-то поморщился, глаза закатил и пальцами изобразил нечто этакое неопределенное… Вот от меня, например, смысл этого языка жестов уж точно ускользнул! Но больше они в комнату не ломились.

Ну наконец все угомонилось, поутихло, поуснуло. Ночь добрым союзником просигналила в мои уши тишиной. Куда я пошла, поди, уточнять не надо?

В комнате все было по-старому. Рухлядь у окна, небо за ним же, кровать, кресло, агитационные щиты. Вылезла в окно — тоже никаких изменений. Море, небо, песок, огрызок стены. Похоже, мои рисования пропали зазря! Я еще обошла все кругом… ничего! Не веря в такую пакость, опять спустилась вниз. Осторожно закрыла окно, потом открыла. Выглянула — ничего. Да-а… может, морская вода не годится, а надо непременно кипяченой брызгать? Попробуем еще раз.

Я села в кресло и запустила руку в саквояж, но вместо альбома с карандашами пальцы нащупали нечто странное. Холодное, явно металлическое, продолговатое. Простая старая дверная ручка — вот что это было! Притом, по виду именно старая, а не старинная. Точный близнец ручки на входной двери. Тот же серый металл, те же капельки белой краски.

Откуда она взялась в саквояже, я даже не думала. Милые мои, здесь новые спальни и острова по щелчку пальцев появляются, не чета какой-то ручке! Я размахнулась, чтобы кинуть ее в кучку стендов, но в последний момент передумала и повесила на гвоздик за креслом (и что там, на уровне пояса, могло быть прибито?). А потом начала листать альбом с живописью, авось чего в голову и придет из того, на что хватит моего малярного гения. Через какое-то время стало очевидно, что можно попытаться изобразить натюрморт или пейзаж. Натюрморт как-то глупо. А вот пейзаж…

Я достала всю палитру зеленых карандашей и целиком закрасила ими лист, чередуя оттенки в произвольном порядке, потом в порыве вдохновения наляпала каких-то желтых пятнышек, черным — вертикальных полосочек. И широкую длинную коричневую линию, авось дорожка получится! Все! Шедевр закончен! Нуте-с, сейчас мы вас водичкой… и, взяв стакан, помчала за водой, поскуливая от нетерпения.