Марина Трубецкая - Дверь обратно

— Сейчас, мерзкое отродье, ты окажешься там, где тебе самое место! — Он наклонился, оценивающе разглядывая меня, как кусок мяса на рыночном прилавке. — Твоя гнусная вечно гниющая плоть послужит мне отличным субстратом для роста новой бороды.

Зубы монстра втянулись обратно. Голова, прекратив противоестественное вращение, тоже остановилась, и на меня смотрела милая мордаха малыша, играющая ямочками на наливных щечках. Крохотная ручка изобразила жест фокусника, и на ладошке появилась юла. Та самая, что забросила нас когда-то в Тридевятое Царство. Курносый нос сморщился в озорной детской улыбке.

— Оп-ля, — кошмарный ребенок завертел бирюльку между пальцами, и она, медленно закручиваясь, начала вращаться, отсвечивая фиолетовым цветом.

С пола тут же стал подниматься ядовито-зеленый туман. Он тянул свои призрачные щупальца к потолку, все больше уплотняясь. В какой-то момент мне показалось, что я нахожусь на том самом жутком погосте. Печальные ангелы складывали свои мраморные руки, смиренно молясь о моей грешной душе… Луна скользила фатой по крестам и надгробиям… И зелеными сполохами отсвечивала яма вечных страданий…

Юла крутилась все быстрее. Кладбище становилось все реальнее. Не очень соображая, что делаю, я отчаянно пнула ногой ладонь, державшую эту адскую бирюльку. Цацка полетела в сторону, маленькая ладошка дернулась следом, но поздно! Юла уже закончила свое движение в чьей-то руке. Я почувствовала, как стремительно соскальзываю в разверзнутую яму. Попыталась взлететь, но крылья отказали. Маленькая дрянь уцепилась мне за ногу, стараясь утащить вниз на оскаленные колья. Я последним отчаянным рывком ударила другой прямо в чудовищное лицо и тут же была выдернута обратно в комнату с диванами.

— Ну вот зачем тебе чародейские таланты, если ты ими не пользуешься? — спросил Атей, крепко держа меня за подмышки.

— Где вы были? — Голос мой сейчас был немногим лучше, чем голос Славика (будь он неладен!).

— Из ловушки выбирался, куда меня этот паршивец чуть не отправил. — И волхв мотнул головой на то самое место, где недавно корячилась адова тварь, стараясь затащить меня в яму.

— Вы кладбище видели? — Атей молча кивнул. — Теперь-то вы мне верите?

— Я тебе всегда верил, девочка! — Брехливый старик оставался верен себе.

Я подняла брови, всем видом показывая, что именно думаю по этому поводу. Ответом мне был открытый честный взгляд, исполненный тихого благородства и еле сдерживаемых слез. Да ему во МХАТе служить надо, а не заплетать гривы очагам! Но я позволила себе уверовать в эту маленькую ложь и, всхлипнув, уткнулась все-таки в грудь спасителя.

— А это кто был? — Я тоже кивнула на ту часть пола, где последний раз видела этого… ну в общем… короче, понятно!

— А вот об этом, я думаю, мы у Чадомира Урусовича скоро спросим.

— У кого? — Мне показалось, что я ослышалась.

Атей молча указал подбородком на стойку, назначение которой так и осталось для меня тайной. Я посмотрела туда и увидела, что на ее темной поверхности всплывают объемные изображения, похожие на 3D фотографии. В данную минуту нам демонстрировался трогательный кадр: мой учитель по Облакогонительству, еще молодой, с каштановыми волосами и при теле, держал на вытянутой ладони Славика, подбородок которого был украшен такой длинной бородой, что она даже не влезла на снимок целиком. Оба, глядя прямо на фотографа, весело улыбались.

Не знаю, сколько бы я рассматривала изображения всяких-разных незнакомых мне людей и прочих существ, если бы не звуки родного голоса. Где-то истошно верещал Савва Юльевич. Пойдя на эти отчаянные позывные, я обнаружила выпотрошенный и вывернутый наизнанку саквояж, засунутый под то самое кресло, в котором мы и нашли первоначально маленького монстра. С трудом вывернув своего верного спутника на привычную для жизни сторону, я тут же подверглась тягостному испытанию:

— Сколько раз я говорил тебе, что не надо таскать домой всякую сволочь? — С места в карьер начал мой верный спутник, в оранжевом глазу которого алмазно блеснула одинокая слезинка.

Честно говоря, я не могла припомнить ничего хотя бы отдаленно похожего на подобный разговор. Да и вообще, его-то я именно так и приволокла с пыльного чердака. Впрочем, подумав, благоразумно решила об этом промолчать.

— Стешка, — Савва Юльевич горько всхлипнул, — ты не представляешь, что этот гаденыш творил с нами все это время! Он чуть не убил нашего Птаха! Он что-то сотворил такое гнусное надо мной, что я просто оцепенел. Ты даже близко не знаешь, что это такое — все видеть, все чувствовать и не мочь ничего предпринять. А его смех! Ты слышала его смех? — И саквояж зарыдал, горестно потрясая несчастными щечками.