Мэри Стюарт - Хрустальный грот. Полые холмы

Луна взбиралась вместе со мной, и когда я вошел в каменный круг, ее белый диск поднялся над покрытыми камнями, ярко освещая его середину. Мои сандалии сухо хрустели по золе и гравию, на котором недавно горели костры. Вдруг предо мной встал плоский камень, похожий на алтарь, и лунный луч высветил на нем белые очертанья костей и грубую резьбу на грани камня: сплетаясь, по камню ползли ленты и змеи. Я наклонился и провел пальцами по резьбе. Где-то в траве шуршала и попискивала мышь. Больше — ни звука. Алтарь был чист и мертв, лишенный бога. Оставив его, я медленно двинулся по кружеву лунного света и тени. Вот еще один камень, с закругленным верхом, словно купол улья или омфал. Рядом, почти скрытый высокой травой, лежал рухнувший стоячий камень. Когда я проходил мимо павшего исполина, ветерок тронул траву, сминая тени и, словно туманом, заволакивая свет. Я обо что-то споткнулся, зашатался и упал на колени у края длинного плоского камня, почти невидимого в траве. Я пробежал по нему руками. Камень был массивен, продолговат и не украшен резьбой — естественная каменная плита в переливах лунного света. Мне не было нужды ни во внезапном холоде, ударившем мне в ладони, ни в шорохе трав, колеблемых налетевшим ветром, ни в запахе маргариток, чтобы понять, что вот он — искомый камень. Вокруг меня, словно расступившиеся танцоры, чернели молчаливые великаны. Слева от меня висела серебристая луна, справа — сияла белым король-звезда. Я медленно поднялся на ноги и стал в изножье продолговатого камня так, как, наверное, стоят у изножья кровати в ожиданье кончины лежащего на ней человека.

Меня разбудили тепло и близкие голоса. Я поднял голову. Колени мои упирались в землю, а руки и верхняя часть туловища покоились на камне. Утреннее солнце стояло уже высоко, ясный летний свет лился в середину Хоровода. От влажной травы легкой дымкой поднимался пар, и белые полосы тумана скрывали подножье горы и часть склона. Несколько человек, пройдя меж стоячими камнями, остановились внутри Хоровода и теперь тихо переговаривались между собой, не сводя с меня глаз. Когда я мигнул и повел плечами, разминая занемевшие члены, воины расступились, давая дорогу Утеру, который явился в сопровождении дюжины своих командиров, среди которых был и Треморин. Двое солдат, подталкивая, вели между собой какого-то человека — очевидно, плененного ирландца. Руки у него были связаны, вокруг раны на рассеченной щеке запеклась кровь, но держался он хорошо, и мне показалось, что охранявшие его воины выглядели более испуганными, нежели он.

Увидев меня, Утер остановился и подошел только тогда, когда я нетвердо поднялся на ноги. Ночь в капище, должно быть, оставила след у меня на лице, потому что в их глазах застыло то выражение недоверчивого изумления, к которому я давно уже привык, и даже Утер заговорил чересчур громко:

— Выходит, твои чары не уступают ирландским.

Свет бил мне в глаза. В этом свете Утер казался слишком ярким и нереальным, словно образ, увиденный в проточной воде. Я хотел что-то сказать, прокашлялся и начал снова:

— Я все еще жив, если ты это имел в виду.

— В армии не найдется другого человека, который согласился бы провести здесь ночь, — хрипло произнес Треморин.

— Из страха перед черным камнем?

Я заметил, как рука Утера непроизвольно дернулась, чтобы сложить охранительный знак. Тут он заметил, что я увидел его жест, и рассердился:

— Кто рассказал тебе о черном камне?

Не успел я ответить, как вдруг ирландец произнес:

— Ты видел его? Кто ты?

— Меня зовут Мерлин.

Он медленно кивнул. На его лице по-прежнему не было ни следа страха или трепета. Он словно прочитал мои мысли и улыбнулся, как бы говоря: «Ты и я, мы сами можем позаботиться о себе».

— Почему тебя привели сюда связанным? — спросил я.

— Чтобы я указал им король-камень.

— Он уже все сказал нам. Это резной алтарь, вон там, — вмешался Утер.

— Отпустите его, — сказал я. — Он вам не нужен. И оставьте в покое алтарь. Вот этот камень.

Повисло молчание. Затем ирландец расхохотался.

— Не сойти мне с этого места! Если вы привезли сюда самого королевского волшебника, то на что надеяться несчастному барду? Звезды предрекли, что вы заберете его, и, по сути, это не что иное, как справедливость. Этот камень уже не сердце Ирландии, а ее проклятье. И может, когда вы его увезете, Ирландия вздохнет свободней.

— Объяснись, — попросил я его, а затем обратился к Утеру: — Прикажи, чтобы его развязали.