Андрей Астахов - Девятый император

– Вы, – приказал он Лариону, Анбалу и Шуйце, – возьмете этого человека, – и он показал на Афанасия Жилу, – и поедете в Кувшиново, где будете ждать нас с Узуном. Мы выполним приказ воеводы и присоединимся к вам послезавтра. Если этот смерд попытается сбежать, прикончите его.

– Я сбегать не собираюсь, – занудил Жила, перепуганный словами половца до дрожи в ногах, – я человек честный и Богом просветленный, ибо сказано в Писании: «Подвигом добрым подвизався на земли, восприял еси на небесах венец правды, его-же уготовал есть Господь всем любящим Его».

– Заткните ему рот! – велел Субар и отправился в Лихославль.

В городок он прибыл вечером. Лихославль был полон народу. Все дома были переполнены, люди ночевали прямо на улице у костров. От них Субар узнал новости, которые даже его, человека отважного, повергли в трепет. Монголы взяли Владимир и вырубили в городе и старого, и малого. Столица Владимирской Руси превращена в пепелище, на котором воют объевшиеся человечиной волки. Судьбу Владимира разделили Коломна, Углич, Торопец, Гороховец, Ростов, Муром, Юрьев-Польский, Москва, Суздаль, Переяславль и еще множество городов. Само Владимирское княжество больше не существует.

– А что же князь Юрий? – спрашивал Субар у сбегов. – Он где?

– Сказывают, убит в сражении на реке Сить. Кончилось время человеков, наступил Конец света, грядет Страшный суд!

– А монголы где?

– Идут лавой, – сказал ему какой-то человек с перевязанным лицом, одетый в драный закопченный полушубок явно с чужого плеча. – Их передовые разъезды уже под Тверью. Еще день-два, и они будут здесь.

– А ты сам откуда, человече?

– Из Дмитрова.

– Там монголы есть?

– Уже нет.

– Что значит «уже»?

– Дмитрова больше нет, вот и монголы оттуда ушли. Таких как я спаслось немного… Погоди-ка, тебя не Субар ли зовут?

– Субар, – с подозрением ответил половец. – А ты кто таков? Откуда меня знаешь?

– Не узнаешь? – Человек снял с лица повязку, встал ближе к огню, чтобы Субар смог рассмотреть его лицо. – А я вот тебя хорошо помню.

– Лихоня! – ахнул половец. – Четырнадцать лет не виделись.

– Но ты мало изменился. Такой же сухопарый, чисто ястреб степной.

– Половцы народ долговечный. Мне уже за тридцать, а я все на коне. Пойдем-ка, угощу тебя медом. Узун, подержи коня…

В ближайшей корчме народу было столько, что не протолкаться. Люди пили, говорили только о войне и о монголах. При свете мазниц Субар сумел хорошо разглядеть своего бывшего товарища по козельской службе. Тимофей Лихоня в то время был десятником. Теперь же постаревший, изнуренный, оборванный Лихоня с жадностью пил скверный мед и рассказывал Субару о том, что видел.

– Их не остановишь, – говорил он. – Это не воины, черти какие-то. Нас у дмитровского воеводы Ставра было триста тридцать человек, и все бывалые бойцы, но куда нам против полчищ Батыгиных! Как монголы подошли к городу, от одного их запаха люди замертво падали. Не сдюжит Новгород, ой не сдюжит, коли полезут на него монголы!

– Что ж, Лихоня, помирать теперь будем?

– Если на бой с ними пойдем, то помирать, – зашептал Лихоня. – Бестолково поляжем все до единого. Все равно монголы получат то, что хотят.

– Наш воевода Торжка не сдаст, – сказал Су-бар. – Он воин отважный, дело свое знает. До последнего драться будет.

– А во Владимире что, трусы были? А в Рязани? А в Суздале? Говорю тебе, брат – против полчищ монгольских не выстоять. Сам дьявол их привел на Русь, чтобы семя хрестьянское пресеклось и вымерло.

– Я не христианин, – сказал Субар. – Но правда твоя, делать что-то надо. Что посоветуешь?

– Для себя я все решил. Буду пробираться на север, к Новгороду. А там к литовцам или латынянам наймусь. Они, чаю, тоже в Иисуса Христа веруют.

– Поехали со мной в Торжок. Воевода тебе место в дружине даст.

– Чтобы помереть на стенах, как мои товарищи в Дмитрове? Нет, Субар. Со смертью я уже встретился. Жить хочу.

– Ты один тут?

– Один. Был еще парнишка, со мной из Дмитрова шел, да сгинул куда-то. Еще меду!

– Пей на здоровье… А что, говоришь, у латынян хорошо воинам платят?

– Скуповатые они, но за службу платят исправно. Встречался я во Владимире с одним мордвином-молодцом, так он полгода в Риге служил у крестоносцев кнехтом. Даже католичество принял. Потом, правда, признался, что когда его латинские попы крестили, он пальцы крестом держал.

– И что же, хорошо ему служилось?

– Сказывал, хорошо. Даже пиво каждый день давали.