Андрей Астахов - Девятый император

Воевода новоторжский Радим Резанович заболел. Неделю тому назад свозили съестные припасы в городской детинец, а ночью набат загудел нежданно-негаданно. Проснулся Радим, а за окном горницы – зарево, прямо у терема посадника пожар полыхает. Горели базы [3]с сеном и всякой рухлядью. Только позже, когда пламя погасили, обнаружил воевода, что в горячке выскочил на лютый мороз в исподней рубахе и без шапки. Теперь же лежал у себя в тереме в жару, кашлял так, что мочи нет. К воеводе позвали местных травников – те велели лежать, не вставая, растираться жиром и травяные отвары пить. Радим скрипел зубами в ярости, но только травники сказали, что дело серьезное. Крепко прихватила воеводу новоторжского Хрипуша. [4]

В первый день березозола [5]Радиму стало немного лете. Жар его отпустил, вот только слабость была такая, будто все кости из него повынули – ложку с похлебкой до рта не поднять. С утра пришел с докладом Яков Млын, княжий муж и десница Радимова в Торжке.

Когда князь новгородский Александр Ярославич давал Радиму приказ ехать в Торжок на воеводство, то сразу оговорил, что много рати не даст. Это удивило Радима. Торжок – город важный, почитай, новгородский пригород, ворота на Новгород. Сколько лет стоит Торжок, столько новгородцы с суздальцами за него дерутся. Через Торжок проходит серегерский тракт, по которому купцы с Северо-Восточной Руси на Новгород и обратно ездят, хлеб и прочие товары в Новгород везут. Здесь, по рекам Волга, Мста, Вазуза и Холохольня проходит граница с Суздальским княжеством. Но у князя был свой резон много воинов не давать. С запада приходят вести дурные, не лучше, чем с Суздальской Руси. Так что получил Радим в придачу к новгородской гривне еще тридцать дружинников и старого Якова Млына. Который еще у деда новгородского князя Всеволода был тиуном.

– Едешь в Торжок на воеводство не за-ради пустого сидения, – сказал напоследок князь, – зело худые вести с юго-востока приходят. Досыть [6]потерпели мы от соседей наших суздальцев, теперь же новая беда с юга идет, орды монгольские во главе с ханом своим Батыгой Чаногизовым. Донесли мне, что монголы Рязань дотла разорили и всю рязанскую землю в прах и пепел стерли, ныне же на Владимир идут. Может статься, и в наши земли пожалуют. Так что важное дело я тебе доверяю, Радим. В передовой дозор идешь. Ты муж опытный, просужий [7]и ратное дело знаешь.

Времени на сборы князь дал мало – едва хватило, чтобы проститься с женой и со стариками-родителями. Уезжал Радим с тяжелым сердцем. В Новгороде уже ходили слухи о том, какая необоримая силища навалилась на Русь с востока. Кто его знает, а вдруг монголы эти и до Новгорода дойдут? Или соседи, латыняне ливонские, охотники до чужого добра, незваными гостями пожалуют, пока рать новгородская вторжение с юга отбивать будет? Тревожно было Радиму. На прощание велел жене чуть что ехать к дальней родне на Тудоров Погост.

На пятый день пути уже за Селигером стали попадаться на дорогах сбеги [8]из Владимирского княжества. В большинстве своем это были те, кто покинул родные дома еще до вторжения врага в суздальские земли. Однако попадались и те, кто чудом спасся из сожженных монголами городов. Сбеги рассказали Радиму страшные вещи, когда воевода спросил про Батыгу и его воинство.

– Не люди это вовсе, а вурдалаки, сырое человечье мясо едят и кровь пьют, – говорили ему бабы, перебивая друг друга, – всех режут без милосердия и апосля себя токмо выжженную землю оставляют.

Радим отмахивался от баб, обращался к мужикам, интересовался вооружением монголов, способами боя. Сбеги отвечали охотно, понимали, что воин спрашивает не ради праздного интереса.

– Много их, боярин, – говорил ему седобородый мужик в добротном сером армяке, – Рязань они, сказывают, за пять днев взяли. Пращи у них есть хитрые, на полозьях; они их под город ставят и мечут через стены каменья пудов по двенадцать и огнянный снаряд, от которого пожар враз разгорается, и ничем энтот пожар погасить не можно. Есть у них еще лесины великие на качелях – ими стены ломают, – и лестницы, и всякий другой наряд, чтобы города брать. Они, сказывают, не токмо Рязань, но и прочие города взяли, а жителей всех посекли без всякой жалости. Теперича в Рязани ни единой души хрестьянской не осталось.

– Брешешь! – говорил Радим без злобы, но голосом властным и суровым. – Наче [9]расскажи, как они вооружены, как бьются. А ты мне страсти несусветные сказываешь.