Константин Соловьев - Урод

— Ни один лекарь не брался сказать, что это за болезнь. Значит, это все-таки не ворожба?

— Не знаю. Возможно, дух Ушедших… Не знаю, Крэйн.

Показалось или при слове «Крэйн» он действительно искривил губы?

Раньше обращался только «мой шэл». Может, показалось?

— У меня нет достаточно опыта, чтобы судить о таких вещах, но любая капля знаний может приблизить нас к разгадке. И если вам хочется вернуть свое прежнее лицо, то мне, как жрецу Ушедших, важнее всего постигнуть причину постигшего вас несчастья.

— И какова же может быть причина?

— О, на этот счет у меня есть множество предположений, но все они сейчас слишком туманны. Возможно, гнев.

— Гнев?

— Гнев Ушедших. Только не спрашивайте ни о чем. В этой сфере сбивали в кровь языки самые маститые жрецы и богословы, не говоря уже о философах. Проще говоря, чтоб вы поняли… Какая-то часть могущества Ушедших могла остаться. Скажем, что-то похожее на их след или… кх-м… тень. Частица. В прошлые времена мои братья, обращаясь к богам, могли свершать ворожбу. Возможно, человек, покаравший вас, сумел подчинить себе… то, что каким-то образом связано с Ушедшими.

— Кажется, я понял.

— Все еще сложнее, мой друг. Дело в том, что ни одна ворожба во всем свете не может вершиться, если она противоречит воле Ушедших. Поэтому мне крайне важно выяснить, не совершали ли вы в прошлом каких-то поступков, которые могли бы вызвать их гнев.

Крэйн запнулся. Гнев?..

— Нет. Вы понимаете… Конечно, я не был образцом добродетели, не всегда поступал по заветам Ушедших, я был шэлом, а это…

— Если я правильно помню наш разговор, вы говорили, что не чтите Ушедших.

— Это было очень давно. С тех пор, как видите, многое изменилось.

— Вы говорили, что в городе о вас ходит много слухов. И вы сказали, что большей части из них стоит верить. — Витерон смотрел на него, и хотя лицо его было серьезно, прищуренные глаза и острые губы делали его похожим на улыбающееся. — В Алдионе вас, помнится, называли Чудовищем из тор-склета. Я не ошибся?

Это было как удар дубинкой — сокрушительный, дробящий, заставляющий глаза беспомощно слезиться, а руки — дрожать. Крэйн дернулся.

«Ты сам хотел этого, бывший шэл Алдион. Ты знал, на что идешь. Что ты сейчас ответишь этому жрецу, который смотрит на тебя и не скрывает своего презрения? Он отплатил тебе сегодня тем же».

— Это все-таки слухи, — кажется, голос оставался твердым. Но поднять глаза он не мог. — Я был пьян, когда говорил с вами. И, возможно, несколько несдержан.

Витерон покачал головой. Как уставший отец, пытающийся услышать от непутевого сына верный ответ. Наверняка он сейчас упивался своей властью над некогда могущественным шэлом из древнего славного рода.

— Крэйн, правда нужна не мне. Она нужна тебе. Сейчас я могу помочь тебе, но ты, кажется, не хочешь этого.

— Хочу!

— Тогда скажи.

Строгий тон давался ему нелегко, было видно, что Витерон с трудом пытается держаться твердо, как подобает жрецу в такую минуту, но даже густая татуировка и нарочито бесстрастные глаза не скрывали его возбуждения.

Все правильно. Скажи, Крэйн. Покажи себя. Свое настоящее, истинное лицо.

— Я часто был во хмеле. Я дрался на дуэлях. Много раз. Без причины или из-за женщины. Я соблазнял чужих жен, иногда брал женщину силой. Я изменял, лгал, предавал, я презирал всех, кто меня окружает. Я смеялся над Ушедшими и считал себя самым сильным. Я убивал невиновных, потому что считал, что право судить только мое. Я приносил много унижения и боли, потому что не хотел мириться с миром, его уродством.

Жрец смотрел на него холодно и в то же время с любопытством.

Хотел услышать правду? Почувствовать себя непогрешимым на фоне высокородного подлеца?

Ну так подавись! Бери все! Смотри на настоящего Крэйна!

Вот он, перед тобой! Наслаждайся своей местью! Смотри, как шэл Алдион стоит перед тобой, смиренно опустив голову, и оплевывает сам себя.

— Я был самонадеян и уверен, я считал себя почти богом. Настоящим Богом, Ушедшие для меня были жалкой выдумкой. Я действовал так, как полагается богу — строил мир под себя, не задумываясь, распарывая его в том месте, где он мне не нравился. Я считал себя самым прекрасным и справедливым. Я был уверен. Да… Ворожей, которого я убил был невиновен, просто старый сумасшедший, живущий на окраине. И я поначалу не хотел его убивать. Или… Не знаю. Хотел, наверное. Мне хотелось показать перед людьми, что я настоящий шэл, могу управлять ими и вершить чужие судьбы. И еще — что я непреклонен и чту честь великого рода Алдион. Но старик был невиновен. А я убил его. Все.