Артем Каменистый - Демон-самозванец

Итак — охрана ничего не заподозрила. По их мнению, в тщательно охраняемое здание, занятое чуть ли не крупнейшим в стране медиахолдингом, зашел никакой не Леон в силиконовой маске (незаконченное высшее, холост, не без оснований считает себя лучшим образчиком человеческой породы), а Сергей Нарышкин (его краткую характеристику повторять не буду).

Вот и отлично, приступаем к следующей части плана.

План — это важно. Когда план предусматривает все, до последних мелочей, это пусть и не всегда осуществимый, но хороший план. Там, где я работаю, другие планы составлять не умеют. Вот сейчас я впервые в этом здании, но четко знаю, сколько шагов осталось до поворота и сколько ступеней в короткой лестнице, которая ведет к площадке грузового лифта. Почему выбрал грузовой? Да потому что я не просто так иду, а еще и груз толкаю — аляповатый пластиковый ящик, поставленный на четыре колеса. Швабры, тряпки, моющие средства — все в нем.

Ну и кое-что еще имеется, не относящееся к уборке.

Почему Нарышкин получает рабочие инструменты снаружи, из подъезжающей машины, после чего заходит в здание, я не знал. Порядок тут такой. Не исключено, что отечественные архитекторы, торопясь сварганить денежный заказ, позабыли спроектировать кладовку под такие нужды, и бедолаге Сергею теперь попросту негде хранить швабру. Ну в самом-то деле, не станешь ведь под такое отдавать целый кабинет? Цены за квадратный метр в районе такие, что ему и кладовки-то много будет.

Хотя, думаю, все объясняется куда проще. Скорее всего уборщиков у холдинга вообще нет, и они прибегают к услугам клининговой компании, а та сама заботится об инвентаре для работников.

Вот я уже в лифте, и лифт движется наверх, к семнадцатому этажу. Именно там Нарышкин сражается с грязью пять дней в неделю. Не знаю, где он сейчас, но не сомневаюсь, что жив и здоров. Организация, в которой я работаю, не занимается убийствами и членовредительством. Да, это может стать прибыльным бизнесом, но здесь тот случай, когда деньги свободно конвертируются в неразрешимые проблемы, причем могут сделать это в самый неподходящий момент.

Мои боссы занимаются лишь чужими проблемами. Свои им ни к чему.

Предполагаю, что Сережа неожиданно повстречал прекрасных ребят, вмиг подружился с ними и в веселой кампании выпил больше, чем рота гусаров. На радостях позабыл про все, в том числе и про работу, а может, и вовсе пребывает в нирване, валяется, сладко сопит, благоухая на всю темную подворотню пострадавшими от чрезмерности штанами. Ну не может у такого человека не быть пристрастия к вредным напиткам. Может, и будут потом неприятности, но пусть не держит зла: с ним ведь по-хорошему, даже по-приятному обошлись. А что до неприятностей, так против нас не бараны работают, и выяснить, что через охрану прошел не он, сумеют.

Охрана в таких случаях способна только на одно: поднимать записи; проверять, кто когда входил, выходил, чем занимался, сколько это длилось. Так составляется список тех, кто теоретически «мог». Что именно «мог»? Мог взять то, что было взято.

Или давайте не будем лицемерить: не просто взято, а взято без спроса.

То есть — украдено.

Да, я вор. Тяжелое детство и все такое. Только не ищите у меня записи всех концертов групп «Лесоповал» и «Бутырка». И синих куполов на груди вы тоже не найдете. Меня и вором-то назвать только такие бессовестные люди, как я, способны. Вслух такое никто никогда не произносит, тем более работодатели. Для тех, кто стоит за мной, я всего лишь крошечная насадка на огромном перфораторе, который с легкостью сокрушает любые преграды, что угодно, из любого материала. И плевать, что кто-то не сомневается в их несокрушимости. Я инструмент, предназначенный для того, чтобы доставать ценности, спрятанные за охраняемыми периметрами.

И прикасается к спрятанному именно та самая крошечная насадка.

Ворую не я — работает система.

Лифт не стал останавливаться на семнадцатом, я ведь и правда не собираюсь отнимать у Сергея его хлеб. Так что тамошние полы сегодня драить не будут. Мне надо на шесть этажей выше. Там во всем крыле вот уже с час нет ни единой души, так что по пути к следующей точке маршрута мне даже словом перемолвиться не с кем будет.

И это хорошо, так как непросто будет объяснять, почему вместо семнадцатого уборщик оказался на двадцать третьем.

Выйдя из лифта, первым делом стащил маску, после чего с неимоверным наслаждением почесал нос. Примитивный поступок, но неистово мечтал об этом минут пятнадцать. Хорошее было лицо, почти как настоящее, но к родной коже доступ перекрывало полностью. Сослужило свою службу и прощай навсегда.