Мэри Стюарт - День гнева. Принц и паломница

Время было позднее, масло в лампах почти догорело и потому светили они тускло. Очаг лениво чадил, холодный сквозняк от окна намел небольшой нанос снега на полу, чего, впрочем, никто не замечал.

Гремели и катились кости, стучали и щелкали игорные фишки. Прошлые игры тянулись спокойно и ровно, и в зависимости от того, кому улыбалась удача, от игрока к игроку перемещались по столу горки монет. Понемногу эти горки выросли до пригоршней. Среди меди в них появилось серебро, но проблескивало и золото. Постепенно зрители умолкли; не до шуток и не до советов, когда столь многое поставлено на кон. Зачарованные игрой, мальчики придвинулись ближе. Гавейн, позабыв о своей враждебности, заглядывал Габрану через плечо. Братья его были так же захвачены игрой, как и он. Игра переросла в состязание оркнейцев против всех остальных, и на сей раз даже Гахерис стал на сторону Габрана. Мордред, сам по натуре не игрок, стоял по другую сторону стола, волею случая оказавшись в лагере противника, и равнодушно взирал на происходящее.

Габран бросил кости. Один и два. Ход почитай что ничтожный. Ллир, выбросив пару пятерок, победно провел в дом свою последнюю фишку и ликующе возвестил:

— Играем! Играем! Это уравнивает две твои прошлые победы! Играем последний решающий кон. А кости-то меня слушаются, так что похлопай мне, приятель, и молись своим чужеземным богам!

Габран раскраснелся от выпитой медовухи, но по виду был еще достаточно трезв и слишком изыскан, чтобы подчиниться хотя бы одному из этих увещеваний. Пододвинув проигранные монеты своему противнику, он не без сомнения произнес:

— Похоже, ты совсем меня обчистил. Прости, но решающим придется считать этот кон. Ты победил, а меня ждет постель.

— Ладно, брось. — Ллир, искушая, погремел в кулаке костями. — Теперь твоя очередь. Пора удаче улыбнуться и тебе. Давай же, попытай счастья. Не стоит портить такую игру.

— Но у меня правда ничего больше нет. — Отвязав с пояса кошель, Габран порылся на самом его дне. — Видишь, совсем ничего. Где же мне еще добыть денег, если я проиграю снова?

Он запустил пальцы поглубже, потом вывернул кошель наизнанку и потряс над доской.

— Вот. Ничего.

Из недр кошеля не вывалилось ни одной монеты, зато выпало что-то другое, покатилось по доске и остановилось наконец, поблескивая в свете лампы.

Это был округлый амулет из дерева, отбеленного морем до блеклого серебра, с грубо вырезанными на нем глазами и ртом. В дырки-глаза были вклеены смолой две голубые речные жемчужины, а изгиб усмехающегося рта был замазан красной глиной. Грубый амулет богини с Оркнеев, по всей видимости, изготовленный ребенком, но для выходца с островов — самый могучий символ.

— А, жемчуг. — Ллир тронул амулет пальцем. — А чем тебе это не ставка? Если богиня с ее амулетом приносят тебе удачу, ты отыграешь и его, и свои деньги в придачу. Ну что, я бросаю первым?

Кости загремели, упали, покатились по обе стороны амулета. Но прежде чем они успели окончательно остановиться, их грубо столкнули с доски. Внезапно протрезвевший, Мордред наклонился и резким движеньем схватил талисман со стола.

— Где ты это взял?

— Не знаю. — Габран удивленно поднял глаза. — Он у меня уже много лет. Не помню, где я его подобрал. Может…

Он умолк. Рот его так и остался полуоткрытым. Не спуская расширенных глаз с Мордреда, он неожиданно побелел как полотно. Даже объяви он об этом во весь голос, и тогда признанье его не стало бы более явным: теперь он вспомнил, как попал к нему талисман.

— В чем дело? — спросил кто-то из толпы, но никто ему не’ответил. Мордред был так же смертельно бледен, как и Габран.

— Я сам его сделал. — Он говорил ровно и монотонно, так что те, кто не знал его, сочли бы его голос лишенным вообще каких-либо чувств. — Я сделал его для матери. Она всегда носила его. Всегда.

Его взгляд ни на мгновенье не отрывался от лица Габрана. Он не сказал больше ни слова, но фраза его в мертвенной тишине словно закончила сама себя: «До самой смерти». И теперь с совершенной ясностью, будто признанье было сделано вслух, он понял, как она умерла. Понял, кто был ее убийца и кто послал его на черное дело.

Он не знал, как в руке его очутился нож. Забыты были все споры и доводы о праве королевы убивать по собственной воле. Принц способен совершить такое и совершит. Ногой он отбросил стол, во все стороны полетели игральные фишки. Нож Габрана лежал под рукой у своего хозяина. Схватив его, Габран вскочил на ноги. Остальные, чей ум был затуманен медовухой, все еще считая происходившее у них на глазах внезапной ссорой за игрой, были слишком медлительны.