Павел Торопов - Каменный меч

А ты?

Это не было словами — лишь голым смыслом, информацией, лишённой формы и звучания. Однако, при этом наполненной ярким, однозначным… чистым содержанием. Содержанием, которое нельзя было не воспринять. Нельзя не понять.

«…простить… Что?! Что? Откуда… откуда это? Кто это?… Кто…»

А ты? Ты?

«Что… Кто… Что я? Что — я?!»

Ты простил их?

«Я… Что?? Простил их?.. Я… Что это значит?.. Что это значит?! Я никогда не осуждал их! Не осуждал… Я понимал… угрозу… необходимость…»

Ты отринул из-за этого путь своего народа? Ты поступил бы на месте тех, первых, по-другому?

«Я… нет… Да… Да. Да! И что?! Они сделали свой выбор! Я — свой! Каждый имеет право выбирать! Я не осуждаю их!»

И не прощаешь.

«Я… Я…»

Только отстраняешься.

«Я?! Отстраняюсь?! Я борюсь за них! Изо всех сил!»

За них? Или за настоящее чудо?

«Я… что? Чт-то?..»

Ты хочешь совершить настоящее чудо?

«Я…»

Совершить настоящее чудо — твоя мечта?

«Да…»

Ты простил их?

«Н-не… не знаю… это…»

Ты не простил их.

«Н-н… нет…»

Ты не простил их. Но требуешь простить их. Разве это справедливо?

«Я… я…»

Разве справедливо?

Руд вновь застыл в ошеломлённом безмолвии. Но на сей раз никакая ярость не могла прийти на помощь. Не на кого было злиться. Не на кого обижаться. Ничьей вины не осталось. Ничьей.

С осознанием этого пришёл стыд. Разрывающий. Удушающий. В исступлении, Руд вцепился в лицо искалеченными руками. И заплакал. Зарыдал, завыл — страшно, судорожно. Сжигая себя изнутри.

Когда всё лишнее сгорело, Руд перестал плакать. Он понял. Он совершил ошибку. И должен был её исправить.

Руд видел. Четыре века назад. Два десятка гномов, стоящих в этой пещере. Смотрящих на каменный меч. И Семь Самоцветов, сияющих в этом мече. Их сияние нельзя было сравнить ни с чем. И, в первую очередь, его нельзя было сравнить с сиянием Семи Самоцветов на центральной площади Рифтрана. Вынутые из каменного меча, они теряли примерно четверть яркости. И девяносто девять сотых чуда. Больше не было танца. Не было сплетения ярких цветов вокруг чёрного, сколь прекрасного, столь и невозможного. Не было фонтана мощной, неодолимой, тонкой, хрупкой красоты. Великой красоты. Красоты, при виде которой боги становились детьми. И смеялись, позабыв обо всём.

Руд видел. Три века назад. Волшебника из дальних земель, не желающего ничего, кроме блага. Неуклюжего гнома, полюбившего магию всем сердцем. Шутника и балагура, прямого и простодушного, которого любили все, кроме сородичей. Который мечтал лишь о родине. Который пришёл в Лигу Ог-Дразд, думая, что нашёл родину. Отчаянно не желая признавать свою ошибку, он пытался помочь. Пытался изо всех сил. И ошибся, погубив сотни. А потом узнал тайну, что разрушила его душу. А потом другие гномы сожгли его и сочинили о нём страшные сказки.

Руд видел. Дабнура дун Сваральтара, даоттара Клана Синего Самоцвета, играющего во дворе с племянником и племянницей. Даоттар весело, искренне улыбался. Неделю спустя он убил племянника, завалив обвалом половину своей резиденции. А ещё через месяц убил племянницу. Той ночью он почитал ей сказку и спел колыбельную. Перед тем, как иссохнуть от заклинания, девочка почувствовала боль и попыталась закричать. Но не успела, издав лишь что-то вроде писка.

Руд больше не мог плакать. Но он плакал. И продолжал. Он должен, обязан был увидеть всё. Всё.

Когда он увидел всё, беззвучный и бесформенный поток информации вернулся. И задал вопрос.

Ты простил их?

Руд открыл глаза. Повернул голову, посмотрев на Множество. Монстр, сотканный из тел даол-уразод, отчаянно махал десятком отростков, пытаясь достать волшебника. Чудовища разбивались о незримый барьер, разлетались, растекались какой-то жижей.

— Нет. Я не простил их.

Руд повернул голову в другую сторону. Масса даол-уразод вонзилась в толпу жителей Рифтрана. Они пока ещё не добрались до женщин, стариков и детей. До женщин, стариков и детей добрались другие. Прорвав скалу, они вывалились почти из-под самого свода, прилипая студенистыми телами к стенам, неистово вращая огненными щупальцами, оставляя борозды из пепла и сожжённых тел.

Руд ждал. Он знал, что, как бы тяжело ни было, торопиться нельзя. Он знал, что допустил ещё одну ошибку. Её тоже нужно будет исправить.

К счастью, вопрос не заставил себя долго ждать. Наверное, тем, кто его задавал, страдания других всё-таки не приносили удовольствия. Наверное, мироздание всё-таки было справедливо.