Артем Тихомиров - Олимпия

Десять минут истекли. Лима мгновенно вскочила на ноги. Она ждала продолжения, ей не нравилось расслабляться надолго. Тело настойчиво требовало дальнейших нагрузок.

Таис погнала группу на новый заход. Новобранцы стонали и ругались, Лиме показалось, они готовы устроить бунт, но до этого не дошло. Даже Карри, которому круто досталось, успел оклематься.

Следующая дистанция тоже была пятикилометровой. Преодолев этот кошмар, Лима еле волочила ноги.

На этот раз маршрут закончился не в лесу, а подземном городе, куда Таис загнала своих подопечных для двадцатиминутного отдыха. Десятеро бедолаг вновь оказались в том же зале, откуда начались их мучения. Там уже занималась другая группа, но места хватило всем. Принесли воду. Таис не разрешила ничего больше и еще следила, чтобы новобранцы не переусердствовали в борьбе с жаждой.

Лима выпила только порцию объемом с чашку. Никто не говорил ей, но она сама предположила, что после таких нагрузок много воды сразу вредно. Ей вспомнились цветы в оранжерее, которые требовалось поливать строго дозированно, иначе они погибнут. Чашки должно было хватить, чтобы устранить обезвоживание.

Не в силах успокоить дрожь в руках и ногах, она села у стены. Тело словно превратилось в резиновый ком. Лима растирала натруженные мышцы, пытаясь заставить кровь быстрее циркулировать по ним. Мышцы отзывались болью.

Андромаха и Киниска буквально приползли к ней и распластались рядом на полу. Они моложе, но их запас крепости меньше - такой вывод сделала Лима, глядя на девочек. И все остальные не так несгибаемы, как хотелось им казаться вначале. Карри держится. Мирон, кареглазый, прохаживается с умным видом и красным лицом. Его взгляд блуждает в пространстве. Фаил, Сарма, Диана, Ксеон и Амалтей - каждый из них похож на человека, получившего солнечный удар. Однако, к счастью, нет ни плача, ни отчаяния. Лима провела рукой по взмокшему лбу. Пока нет. Возможно, все еще впереди. Из двадцати часов, обещанных Таис, прошло не более шести.

Илотка вернулась в зал, это было так же неизбежно, как приход нового дня или ночи. Она успела переодеться в нечто более подходящее для занятий в помещении. Новобранцам никто новой униформы не предложил.

Построив изрядно потрепанную команду шеренгой, илотка объявила, что они приступают к упражнениям по укреплению мускулатуры. Потом, согласно плану, растяжка. Когда начнутся уроки рукопашного боя, у вас уже должна быть база, сказала Таис. И, конечно, тут же заставила бедолаг отжиматься. Лима вздохнула. Все как предупреждали.

Клеон однажды сказал, что каждый великий боец начинают с азов, а это они и есть, ничего не попишешь.

И все-таки, подумала Лима через несколько минут, бег был куда легче.

Следующие семь дней прошли в каком-то горячечном бреду. Боль? Громадная боль? Боль-океан? Боль-космос? Боль стала единственной силой, что правила вселенной?

Лима думала, что сойдет с ума. Она выросла, не испытывая и сотой доли подобных нагрузок, поэтому ей было особенно тяжело. С трудом вставая с койки по утрам, девушка погружалась в своего рода кому. Сознание ее уходило в тень, предоставляя телу выполнять команды инструктора. Становилось чуточку легче, во всяком случае, меньше отчаяния и страха.

И все-таки порой наступали особенно тяжелые минуты, и Лима с трудом удерживалась от капитуляции. Трусливый голосок внутри нее, о существовании которого она забыла, принимался нашептывать ей, что прекратить страдания ничего не стоит. Скажи Таис, что уходишь! В мире для илота найдется много разных дел, даже если этот илот повстанец. Огород - не так уж и плохо. Не всем же быть солдатами.

Но Лима держалась. Стиснув зубы от злости и отчаяния. Проклиная свою слабость. Переступая через нее.

Ночи ее тоже наполняла мука. Мышцы гудели и стонали, каждое движение скручивало связки. Лима слышала, как в темноте кричат и возятся другие новобранцы. Как некоторые из них, не стесняясь, плачут и зовут своих родителей.

Ей было некого позвать. Перестав быть ребенком, она вообще лишилась этого права.

Киниска тоже находилась не в лучшем состоянии, девочка исхудала и через нее можно было рассматривать предметы. Они почти не общались, исключая короткие дежурные фразы. Ходили вместе в столовую, в душ, и где-то рядом маячила молчаливая, с обезумевшим стеклянным взглядом Андромаха. Та вообще надолго погрузилась в гробовое молчание, предпочитая оставаться один на один со своей болью.