Ольга Романовская - Паук раскинул сеть

— Что вы, я не имею права вмешиваться в личные дела подданных, — рассмеялся герцог, расслабившись. Пальцы перестали барабанить по дереву. — Я всего лишь разочаруюсь.

— Обещаю подумать, ваша светлость.

Сбитый с толку Брагоньер пытался понять, зачем герцогу так хочется женить его на Эллине. Этот брак не приносил никакой выгоды. Соэр не был помолвлен, Эллина не шпионила на регента. Обычный мезальянс, стараниями герцога превращённый из скандального в вызывающий недоумение.

Поражённый догадкой, Брагоньер сжал кулаки. Руки дрожали от напряжения: соэр всё ещё был слишком слаб.

— Чем вы ей пригрозили? — глухо спросил он. — Моей жизнью?

— Отчего вы так уверены, что вашей? — герцог откровенно потешался. Он еле сдерживал смех при виде разъярённого больного.

— Потому что вы искали слабое место. Итак?

Брагоньер вёл себя так, будто он, а не герцог был хозяином положения. К соэру вернулось былое спокойствие, эмоции скрыла невидимая маска. Он и так позволил себе слишком много, дал богатую пищу для шантажа и манипуляций, совершил все те ошибки, на которых ловил других. Теперь оставалось только терпеливо ждать, как регент использует полученные сведения.

Герцог покачал головой и неожиданно протянул руку. Не для поцелуя, а для рукопожатия. Однако Брагоньер сделал вид, будто не заметил этого жеста. Он продолжал буравить регента взглядом исподлобья. Так смотрит загнанный в ловушку волк, собравшийся дорого продать свою шкуру.

— Баронет! — с укором покачал головой герцог и положил руку на колени. — Полно вам! Не в ваших интересах ссориться со мной. Или так жаждете расстаться с головой?

— Я полагаю, что расстался с ней ещё в том кабинете. Это ведь был тайный дом министерства, ваша светлость?

— У вас хорошая память. Бывали там прежде?

— Однажды.

В спальне ненадолго воцарилось молчание. Во время него собеседники внимательно изучали друг друга. Наконец, будто приняв решение, герцог кивнул и извлёк из-под сюртука бумагу с королевской печатью.

— Что это? — Брагоньер недоверчиво покосился на лёгший на постель свиток. Он не спешил его разворачивать.

— Указ о назначении вас Королевским прокурором Сатии. Если хорошо проявите себя на этой должности, сможете занять моё прежнее место.

— Неудачная шутка, — поджал губы соэр. — Я не продаюсь.

Внутри закипала ярость. Неужели регент решил, будто он примет эту должность?

— А я и не покупаю, — помрачнев, герцог резко выпрямился. На щеках на мгновение вспыхнули пятна гнева. — Вы это заслужили.

— Тогда позвольте мне отказаться, — Брагоньер решительно отодвинул свиток.

— Не глупите, баронет, — рука герцога пригвоздила его ладонь к одеялу. — Мне нужны люди, которым бы я мог доверять.

— Вряд ли это возможно в сложившихся обстоятельствах.

— Возможно, — возразил регент. Встав, он навис над соэром, скрестив руки на груди. Напряжённое лицо свидетельствовало о крайней степени взволнованности. — Я пришёл сам, баронет, этого достаточно. Не упрямьтесь и поставьте подпись. Вы хорошо выполнили работу, нашли преступника. Приношу извинения за те… хмм… неудобства, которые вам пришлось претерпеть. У меня не было выбора. Но, согласитесь, вы могли бы умереть, но живы. И это не случайность.

Брагоньер хмурился и молчал. Герцог прав, ему ничто не мешало приказать убить прямо в том кабинете или подослать убийц после. Смерть измученного пытками человека не вызвала бы подозрений.

— Верность — самый дорогой товар, — продолжал убеждать регент. Он не привык уговаривать, но тут наступил на горло принципам. Человек, подобный Брагоньеру, стоит душевных неудобств, такими не разбрасываются. — Я не хотел бы казнить вас, слишком расточительно. Нам обоим выгодна ваша жизнь. Согласитесь, благо страны выше личной неприязни. С вашей стороны, я её к вам не испытываю. Подумайте, второй раз предлагать не стану. Вспомните о госпоже ли Тэр, о тёмных, которых ещё достаточно в Тордехеше.

— И вы не боитесь? — хрипло рассмеялся соэр. — Я ведь слишком много знаю.

— Нет, — не раздумывая, ответил герцог. — Такие, как вы, не предают. Поэтому и живы.

Устав ждать, регент подошёл к двери и велел принести письменный прибор. Потом, когда дверь закрылась, равнодушно поинтересовался:

— Сколько?

Брагоньер побагровел от гнева. Захотелось немедленно указать герцогу на дверь. Он полагал, будто совесть можно заглушить звоном монет!

— Вы меня не так поняли, — улыбнувшись одними губами, покачал головой регент. — И не нервничайте так, баронет, вам вредно. Речь о стоимости лечения. Я его оплачу.