Кицунэ Миято - Игра по фальшивым нотам

Он чувствовал и с большой вероятностью мог сказать, что Норт хочет его бросить. Накормит вкусной едой, оплатит счёт и сообщит ему эту ужасную «новость». Патрик промолчит, потому что джентльмены не устраивают скандалов на публике. Он покинет этот итальянский ресторан и зайдёт в паб через дорогу, который он заранее присмотрел, и напьётся до зелёных лепреконов перед глазами. Отличный план. Продуманный и продуктивный. Патрик ухмыльнулся своим невесёлым мыслям.

— Давно ждёшь? — бархатистый глубокий баритон за спиной, казалось, заставил его сердце забиться в горле, перекрывая доступ кислорода.

Патрик лишь помотал головой, наблюдая, как Салливан изящно садится за стол и изучает меню.

— Ты что–то уже заказал? — вопрос заставил отмереть и снова помотать головой.

Патрик не мог оторваться от красивого хищного лица. Такого прекрасного, родного и… Раньше он не позволял себе думать о любви к своему молодому профессору, но когда понял, что вот–вот лишится того, что имел, сердце болезненно сжалось.

— Может быть, закажем пасту? — тот задал вопрос, и Патрик смог только угукнуть. Какая разница, что есть на «последнем ужине»? С этого дня он будет ненавидеть итальянскую кухню!

Неожиданностью для Патрика стало, что Норт быстро сделал заказ официанту на итальянском. Впрочем, тут же ему пришёл ответ, что профессор Салливан разбирается не только в химии, но и в биологии, а там без латыни никуда.

— Патрик, — проникновенно посмотрели на него, и он сжал бутылку, быстро наливая остатки воды в бокал.

Выставив растопыренную ладонь перед собой, показывая, что говорить пока не надо, Патрик выпил воду, пожалев, что она не содержала в себе ни капли алкоголя.

— Может, вина? — спросил Норт, словно подслушав его мысли.

Он кивнул, ещё на пару минут отодвинув тяжёлый миг расставания. Тем более серьёзное и немного грустное выражение лица Салливана тоже явно об этом намекало.

Им принесли бутылку красного вина, и Патрик с наслаждением «пригубил», сразу опустошив бокал наполовину.

— Я готов, говори, — выдавил он из себя. Он сегодня не пообедал, поэтому от вина сразу появилась приятная расслабленность.

— Я уезжаю, Патрик, — сказал Норт. — Мы с Гарри уезжаем в другую страну. Климат Британии не очень подходит моему брату.

— Но… Я… А… — вырвались у него сплошные междометия. — Куда? Когда?

— Завтра я забираю свои документы, а в понедельник у меня уже первая лекция в Хандае. В Японии учебный год начинается с первого апреля.

— Я…Япония? — вытаращился он на Салливана. — Ты уезжаешь в Японию? С Гарри?

— Извини, решение и приглашение пришло совсем недавно, я не знал, как тебе сказать… — виновато улыбнулся Норт. — Ты мне правда нравишься, Патрик, ты — хороший человек, но так получается. В субботу мы вылетаем в Осаку. Мне жаль.

— Ты уезжаешь… — снова повторил он.

Новость всё–таки получилась неожиданной.

— Патрик, мне было хорошо с тобой, но я не хочу давать тебе ложных надежд и обещаний, которые не смогу исполнить, — продолжил Норт. — Я не очень люблю Британию и находился в стране только из–за брата. Сейчас он идёт на поправку, но недостаточно быстро.

— Вот как… — Патрику стало очень грустно, но одновременно он испытал облегчение, что его бросают не потому, что он надоел, а в силу обстоятельств.

Им принесли заказ. И Патрик вяло ковырялся в тарелке со спагетти с мясным соусом.

— Ешь, очень вкусно, — своим особенным тоном, не терпящим возражений, сказал Салливан, и он послушно положил пасту в рот.

Было действительно очень вкусно. От еды стало приятно. Отъезд любовника отодвинулся на второй план. Патрик слегка удивился себе, потому что никогда не считал себя особенным гурманом. Было ощущение, что он наглотался успокоительного, как когда сдавал вступительные экзамены.

— У меня есть вопрос к тебе, — когда с пастой было покончено, тихо произнёс Норт.

— Спрашивай, — легко согласился Патрик.

— Ты не хотел бы всё забыть? Знаешь, чтобы не страдать и не мучиться? Жить дальше… Извини, но по тебе видно, что эта новость с отъездом тебя расстроила. Мы не давали никаких обещаний, но всё равно привязались друг к другу. Ты мне небезразличен, Патрик, я желаю тебе добра…

— Но… Ты же не можешь взять и стереть из моей памяти все воспоминания о себе? — удивился он и замер, вглядываясь в чёрные глаза.

Ледяные мурашки пробежали по всему позвоночнику. Отчего–то пришла чёткая мысль, что Салливан — может. Может сделать с ним всё что угодно, а он даже ничего и не поймёт. Даже это несвойственное его натуре спокойствие было ненормальным, противоестественным. Патрику стало страшно.