Алексей Будников - Огниво Рассвета

Я тяжело выдохнул, опустил голову:

— Мне даже неизвестно, что нас ждет в Фестхоре, а вы спрашиваете о готовности. Да и вообще в голове не укладывается. Почему именно меня вы называете Искрой? Откуда такая уверенность?

— Как откуда? Об этом говорила Чтец. Пророчество…

— Пророчество, Чтец… — позволил себе перебить Фленору я. — От этих слов уже череп раскалывается.

— Тебе нелегко смириться со своей ролью, Гранмун понимает это. Но ты должен, во благо нашего мира.

— Даже так? — удивленно поднялись мои брови.

— Жовелан, конечно, так не говорила. Как ты знаешь, она вообще ничего конкретно не говорила. Но по тону ее речей Гранмуну было понятно, что Искре предстоит вовсе не котенка с дерева снимать.

Я поджал губы. Эти слова эльфийки не вызвали у меня ни отторжения, ни скепсиса, как раньше. Я просто воспринимал все, как должное, хоть и препирался. На самом же деле мой мозг теперь впитывал все изречения о моей исключительности так податливо, словно я шел к спасению мира всю свою жизнь. И всю же жизнь знал, что являюсь частью некоего пророчества. Еще вчера подобное смирение показалось бы мне невозможным. В это же утро все воспринималось вполне естественно, я был полностью подчинен кукловоду, не пытался вырваться, разрезать нити. В памяти отдельными отрывками всплывали дух и Йеннафоре, что подталкивали меня как можно скорее очутиться здесь, в Лансфроноре; за ними уши вновь словно слышали слово в слово повторявшиеся речи зачитывающей пророчество Фленоры и того слепца в трактире; далее — беседа с Жовелан, странные видения… Голос во тьме, что назвал меня «братом»… Эти моменты словно являлись частью мозаики, которую я пока был не готов сложить. Неожиданно для самого себя разум все осознал, будто очнулся от чьих-то туманных чар, и практически во все уверовал.

Слишком все как-то уж гладко легло, сцепилось звено за звеном. Подобных совпадений не бывает. Да, пророчество — это всегда было для меня нечто такое сказочное, невозможное, но… Я тут огонь из рук пускаю и в логово ко всяким тварям неведомым попадаю, но при этом удивляюсь такой, казалось бы, обыденной штуке, как пророчество? Возможно, коли оно касалось бы кого иного, короля ли, принца, да хоть конюха, главное — не меня, я бы с большей охотой поверил в предречения… А не все ли равно? Раз у меня возникла реальная возможность задать вопросы тем, чью мощь в себе я ношу, то ей необходимо воспользоваться. А предсказано это кем-то или нет — плевать, пускай называют, как хотят. Мне же просто необходимо узнать во что я впутался и как из этого выпутаться. Почему со мной говорят всякие эфемерные сущности, почему голову отравляют речи о моей избранности и непонятные видения. Большего я не прошу, лишь ответов. Все равно иной тропы для меня уже нет — старая жизнь разрушена, и все из-за того маленького ключа, случайно попавшего в мой карман и отворившего на моем пути стройный ряд непонятных, не первый взгляд разрозненных событий. Теперь на мне висит метка того, кто разворошил Жилу под Виланвелем, а единственный друг и товарищ, который связывал меня с моим прошлым бытием, ныне лежит в земле. Если герцог все-таки распорядился его похоронить.

За поглотившей меня ежедневной суетой я совсем забыл о содеянном Ласом. И самое неприятное, что теперь у меня совсем нет ни времени, ни возможности нанести ему визит. Но, надеюсь, как-нибудь все же появлюсь проездом в Виланвеле и тогда…

— Да будет так, — на выдохе выдал я, поняв, что пауза слишком затянулась, а собеседники явно ждут от меня реплики.

…Перекинув за спины собранную слугами в котомки поклажу, наша троица, щурясь от ползущего к зениту солнца, стояла на пороге дворца Гранмуна, производя последнюю проверку снаряжения. Фленора испытывала на прочность тетиву и плечи своего длинного, практически в ее рост, композитного лука, пересчитывала вкладываемые в колчан стрелы, играла на солнце коротким, отполированным до зеркального блеска, волнистолезвийным крисом из вороненной стали (или стекла). Эруиль в левой руке прокручивал короткую дагу, а правой умело выводил «восьмерки» мизерикордом, проверяя баланс клинков и точно демонстрируя, что, пускай он отнюдь не воин, но постоять за себя сможет. Я же, по-прежнему пребывая в некоем отрешении, лишь покрепче затягивал ремешки и пояса. Легкое недоверие к этой чудесной ткани, из который была сшита моя новая одежда, у меня оставалось, потому я-таки выпросил у владыки Лансфронора темный плащ с капюшоном. Так мне было и спокойней за сохранность собственного здоровья, и как-то более привычно.