Лев Вершинин - Доспехи бога

— Сами будьте прокляты! — хотел гневно выкрикнуть он, но не сумел, сорвался в унизительный взвизг. — Нет надо мной вашей власти! Я не ваш!

И услышал:

— Ты вырос, Мумуль, но совсем не изменился. Все так же самонадеян.

Резко захлопнув книгу, Вудри оглянулся. Никого.

Только спокойный глуховатый голос, не слышанный двадцать лет, но не забытый:

— Ветвь не может сама себя отрубить от ствола, Мумуль. Она может только сгнить, но даже гнилая дубовая ветвь не станет веткой осины…

Страх исчез, уступив место злой, взвинченной веселости.

— Если ты пришел проститься, прощайся. Только без поучений. Я от них однажды уже сбежал.

— Никто не убежит от проклятия Мудрецов Эру.

— Плевать я на них хотел. Четверо Светлых милостивы ко всем!

— И что, Мумуль, помогли тебе твои Светлые?

— А вам — ваш…

Договорить он не смог, словно кляп из мокрого войлока забил горло.

— Не кощунствуй, Мумуль, — посуровел голос.

Вудри перевел дух и хрипло хохотнул.

— Почему? Я Ему давно уже не раб. Я спутник Вечного.

— Увы, не только Вечного. — Печальный вздох. — С кем ты нынче связался, Мумуль?

— Прекрати называть меня Мумулем! — вскипел Степняк. — Я — Вудри!

— Да, да, малыш Мумуль не умел выбирать друзей, бросил дом и пошел по скверной дорожке. А большой мальчик Вудри ничему не научился, и что с ним теперь будет?

— Тебе-то какое дело? — Растерянность ушла, понемногу подкатывала настоящая злость, и это было чудесно. — Я ни о чем никогда не жалел и не жалею! Я презираю вас всех. Чем жить, как живете вы, лучше умереть на колесе!

— Тебе не раз выпадал такой случай…

— Но я никого ни о чем не просил!

— Но и не отказывался принять помощь от тех, кого, оказывается, презираешь.

Вудри насупился.

— Я принимал помощь не от них. А от тебя.

— Я и есть — они. И ты, племянник, тоже. Хочешь ты того или нет, а решать все-таки Ему. Зато сотворенные наскоро не различают, кто из нас проклят, кто свят. — Незримый, кажется, усмехнулся. — Рискнешь ли, Мумуль, сказать своим лазоревым, кто ты есть? И долго ли проживешь, рискнув?

— Нет, не рискну, — очень серьезно ответил Вудри. — Но это мой путь. Мне некуда сворачивать. И вообще, к чему этот разговор?

— К тому, что род наш не должен прерваться. У меня наследников нет, у брата моего единственный сын — ты. Пока ты бездетен, тебе нельзя умирать. А после тебя должны жить дети твои, и внуки, и правнуки.

— Жить среди вас? — скривился Вудри.

— Нет, конечно. Ты проклят, и потомство твое тоже проклято. До Великого Суда ваша судьба связана с сотворенными наскоро. Но вам, ветвям от древа Яфнафа, негоже быть простолюдинами… — Голос нежданно дрогнул. — Спаси народ свой, мальчик, и вознаградит Он тебя при жизни, и зачтет тебе это на Великом Суде…

Бровь Вудри иронически изогнулась.

— Уже готов, И что нужно для этого сделать?

— Сядь.

— Зачем?

— Чтоб не упасть, — отрезал незримый. — Сядь и смотри.

Степняк, чуть помедлив, опустился в кресло. И все же не утерпел:

— Почему — смотри? Сказать не можешь?

— Не могу, — в голосе мелькнуло раздражение. — Закрой глаза, Мумуль у-Яфнаф!

…Это длилось всего лишь миг.

Во всяком случае, когда Вудри очнулся, в окно все так же глядела луна, слегка припорошенная облачной пыльцой, и так же густы были тени в углах. Словно и не было ничего, а только привиделось с пьяных глаз. И тупое нытье в затылке, и тягучую, но, хвала Вечному, понемногу проходящую боль в затылке тоже можно было бы списать на лишнюю чару буркарского.

Но теперь он знал, что делать. До мельчайших деталей.

Сомневаться не было ни времени, ни нужды, и лишь мельком проскользнула мысль: очень хорошо, что в сопровождении нынче именно сотня Тоббо. Верных людей много, но этот парень — особый, при Сухих Крутах он, не размышляя, прикрыл вождя от стрелы. Ему можно верить, как самому себе.

Вудри сбежал по лестнице, распахнул дверь.

— Сотенного ко мне! Быстро!

— Сотенного к вождю! — пробежало по саду.

Тоббо явился почти тотчас.

Широкие плечи, обтянутые лазоревой накидкой с золотыми галунами, цепкий, внимательный взгляд — бывалый степной бродяга, да и только, никто и подумать бы не смог, что недавно еще быкам хвосты крутил…

— Слушай внимательно. — Ухватив баэльца за плечи, Степняк притянул его к себе, зашептал в самое ухо. — Все понял?

— Да, вождь. Исполню или умру. Вудри покачал головой.

— Умирать запрещаю.

Всегда любил дождь. Теперь — ненавижу. Хотя это, в общем, даже не дождь — так, красноватая водяная пыль, в завихрениях которой мне то и дело мерещатся отблески доспехов «Айвенго». Эта проклятая пыль везде, глина под ногами расплывается розовыми потеками, и только небо, затянутое угрюмыми серыми тучами, напоминает свод собора, где только что завершилось отпевание усопшего.