Лев Вершинин - Доспехи бога

Болит спина.

Вытягиваю под столом гудящие ноги, расслабляюсь.

В зале полумрак. Свечи, как и провизия, в дефиците, в тройниках по стенам — где две, где одна, а люстра и вовсе заправлена на треть.

Жаркое и впрямь на славу, в меру жирное, в меру мягкое, с пряной, ласкающей нёбо подливкой; хорош и эль. Боль в позвоночнике утихает, становится привычно-ноющей, по телу разливается приятное сытное тепло.

Возвращается способность думать.

Итак, второй день — впустую.

Клещ-мастеровой, нищий мальчишка, его мать, давешний торговец, вчерашние воришки — вот и весь улов. Искать самому? Смешно. Арбих сказал: они, если захотят, сами меня найдут. А если не захотят? «Айвенго» в двух переходах от города…

Опустевшие блюда уже унесли, эля в кувшине на самом донышке.

— Эй, милейший! Еще пивка!

Хозяин тут как тут; угодливо кивает, но не спешит исполнять заказ, а монотонно зудит над ухом. До меня не сразу доходит, о чем…

— …Такое время, такое проклятое время!.. Если почтенный гость утомлен, я мог бы принести эль прямо в опочивальню… Здесь может стать шумно…

Он указывает глазами на ближний к двери стол, за которым рассаживается колоритная компания. Бритые головы, чубы, пышные усищи, вычурные куртки мехом наружу — и цепи с медальонами, слишком толстые и блестящие, чтобы быть золотыми.

— Да, пожалуй, — соглашаюсь я, лениво разглядывая новых посетителей. — Сделайте одолжение, любезный.

Допиваю остатки эля.

Совершенно необходимо поспать часа три-четыре. Или хотя бы отлежаться. Но спина не хочет выпрямляться, ноги не желают идти. Прав был главврач, ох как прав: без доктора Сяня я — развалина…

Меж тем в зале шевеление. Дамы и господа, низко нагнув головы, с удвоенной прытью работают

ложками. Оно и понятно. Где чечкехи, там скандал с членовредительством — а кому это надо? И управы потом не найдешь, и штрафа не стребуешь. Горцы Калькилли подсудны только своим муурью, а те буянов оправдывают, ибо ярость и пылкость, понимаешь, угодны Айю-Ветроносцу. И хотя, согласно Великому Договору, этот самый Айю объявлен ипостасью Вечного, чечкехи поголовно вписаны в Бархатные книги, а дань с караванов, следующих в порты Поречья, изящно именуясь «дотациями», поступает непосредственно из имперской казны, нрав чубатых парней не помягчал…

Но эти, кажется, настроены миролюбиво. Даже сказителя привели с собой — не грошового уличного бродяжку, а настоящего эккейна, как водится, слепого, седовласого, осанистого; усадили во главе стола, едва ли не с ложечки кормят — и, похоже, не овсянкой.

Лира у старца древняя, причудливо гнутая, серебряные струны туго натянуты на черепаховой раме.

Отставив кубок, он молчит — но как! На всю Империю пять, много десять таких эккейни. Перед ними заискивает даже высшая знать, но заполучить кого-то из них на семейное торжество не всегда удается и эррам; говорят, в свое время Граа Сладкоустый клюкой выгнал из дома посланцев самого дан-Каданги, и вельможа лично приехал звать вздорного старца на пир по случаю рождения наследника Ллиэля…

Покидать зал уже никто не спешит.

Будут чечкехи буянить или нет, это еще вилами по воде писано, а пропустить такой случай не хочет никто. В конце концов, пара зубов или ребро — ничто на фоне высокого искусства. Только у меня здешние ассонансы и диссонансы, откровенно говоря, уже в печенках сидят, зато ноги, кажется, наконец-то согласились брести наверх.

Но я не успеваю встать.

Эккейн касается струн. Первые слова едва слышны.

— Вам расскажу о падении замка Баэль, — шепчут тонкие губы слепца.

Все, уже никто никуда не идет. Особенно я.

— Нет больше славных, исчерпана чаша до дна, Лодрина кровь истекла, не оставив ни капли в потомстве…

Страшная штука — талант, помноженный на мастерство.

Даже меня, чужака, пробивает озноб, и я, перестав слышать, кажется, начинаю видеть. Что уж говорить об остальных? Вокруг меня — истуканы, статуи, похоже, переставшие даже дышать. Они — там. В пылающем замке, затопленном вонючей толпой в серых лохмотьях. Рядом с теми, кто гибнет. Но, видя все, слыша смертные крики, вдыхая сизый дым, они никому не в силах помочь — ни храброму Лод-рину, из последних сил вздымающему отеческий меч, ни графине-матушке, почтенной Ноайми, ни Таолле, юной сестричке графа…

Встряхиваю головой.

Эк меня забрало!

Да, силен старик. И где только его эти горные забияки откопали?

Но и его всевидящим слепым глазам открыто не больше, чем мне.