Дана Арнаутова: Колечко

Он открыл глаза, бездумно уставившись в белоснежную лепнину потолка, и еще несколько минут лежал неподвижно, с трудом осознавая реальность. Снова этот сон. Такой яркий, наполненный красками, звуками, запахами… Пропитанный насквозь чужим страхом и отчаянием, потому что человек, который ему снился, которым он был во сне — это совершенно точно был кто-то другой. Дядюшка Якоб, склонный к мистицизму, наверняка сказал бы что-то о родстве душ и прошлых жизнях. Но какая прошлая жизнь, если это его город? Родные улицы, кофейня госпожи Марты… Что за бред. Если сон, то почему он возвращается снова и снова?

Он встал, с раздражением вытер ладонью влажный от пота лоб. Нервы лечить надо — только и всего. Экзамены вас вымотали, друг мой. Экзамены и до сих пор не сделанный выбор.

Как был, полуголый, в одних тонких кальсонах, он шагнул к столику, посмотрел на два конверта. Нераспечатанных: ему не нужно было скрывать плотную бумагу, чтобы узнать содержимое. Зато почему-то казалось, что если он вскроет какой-то конверт первым, то тем самым сделает выбор. Чушь какая, суеверие… Но он медлил. Один — светло-зеленый, с ярким, отлично пропечатанным гербом Университета. Книга, глобус, колба… Второй — такой же светлый, но серый, со скрещенными мечами, увитыми серебристым лавром. Высшая военная академия.

Он положил ладонь на конверты, замерев, глубоко вдохнув и осторожно выдохнув душистый от букета сирени на столике воздух. Надо решать. Все равно придется. Кем же он был в этом глупом сне — вот интересно. Хруст под пальцами — лень идти в кабинет за ножом для бумаги. Он вскрыл оба конверта, не глядя на них, по-детски прячась от самого себя и глупого, детского же страха. Бросил на столик два листа бумаги — попробуй угадай, какой был первым. «Никто не знает, что может оказаться ключом», — неслышно отозвалось внутри. Глупость! Бред! Если есть дверь — ее можно открыть и без ключа. Выбить, взломать — хватило бы решимости. Только слабые ждут, пока им откроют, а жизнь любит сильных, тех, кто сам открывает запертые кем-то двери. Он взял оба листа, уже зная, что сделал выбор. Сам, без дурацких примет и суеверий. Стало легко и радостно. Какая разница, кем был этот человек во сне? Загнанный зверь за минуту до выстрела охотника. Неудачник. Главное, что теперь он вспомнил лицо на плакате. Просто оно постарело, заострилось, в углах глаз и рта легли глубокие морщины, но это совершенно точно было то самое лицо, что смотрело на него из зеркала прямо сейчас.

— А если они поедут иной дорогой?

Вглядываясь в заснеженное поле, человек в куртке с гербом князей Боревских раздраженно дернул плечом. Ледяной круг луны сиял ровно и ясно, как начищенная серебряная тарелка, голые стволы деревьев за спиной пяти всадников отбрасывали на склон холма темно-синие тени.

— Нету здесь иной дороги, господа наемники. Сами изволите видеть.

— Как же нету? — упорствовал самый молодой из компании, широкоплечий парень с едва пробивающимися усами на простоватом круглом лице. В седле он держался крепко, но как-то мешковато, без присущей остальным легкости опытных всадников, и откровенно маялся ожиданием. — Если я сам видел, как от города ехали. Мы прямо махнули, а развилка-то влево повела.

— То тропа старая с другой стороны холма идет, — буркнул собеседник. — По такому снегу там делать нечего. Проезжая дорога только мимо этой горки и к переправе. На старых картах ее то Логовом Забытых величают, то Забытым Логовом. А вам, сударь, не все ли равно?

— Мне вот не все равно, — вмешался еще один, тряхнув поводом так, что его гнедой переступил ближе. — Извольте и правда объяснить, почему мы торчим в этой рощице на холме, где нас разве что слепой не разглядит, если другой дороги нет? Не проще ли спуститься и подождать внизу?

— Ни слепому, ни зрячему здесь взяться неоткуда, — отозвался проводник. — Зимой да в ночь обозы не ходят. А коли случайный кто проедет, в лесок заглядывать точно не станет. Лишь бы на дороге не увидали.

— Несерьезно. Если уж переправу не миновать, то там и ждать стоило.

Говоривший снял с пояса чеканную фляжку, глотнул. От конских морд шел пар, застывая прямо в воздухе невесомой ледяной изморозью и оседая на плащи всадников, подбитые рысьим мехом. Проводник нехотя ответил:

— У переправы как раз народу поболе будет. К Логову, кроме нашей, две дороги еще выворачивают. То купец запоздает, а то охотники из леса вернутся. У городища то же самое. Нет, здесь, посередине, самое глухое место. Не сомневайтесь, господин капитан, мимо им точно не проехать. Я свое дело знаю, вы не оплошали бы.