- Да ничего особенного, - ответил второй голос. - Наверно опять мальчишка сорвался с "трясучки".
- А грохот был такой, будто бы рухнул целый вагон! - хмыкнул первый.
- Утром глянем, что там от него осталось! - засмеялся первый.
- Очень надо, - ответил второй.
Хлопнуло закрывающееся окно и все стихло. Зашипев от боли, я оперся на руку и встал на колени. Голова все еще кружилась, а земля предательски уходила из-под ног. Заключенный в непроницаемый кокон я должен был пользоваться маной заключенной во мне самом, и щит буквально за несколько минут вытянул из меня все силы. Было просто чудом, что я вообще мог двигаться!
Оглядевшись по сторонам, я понял, что угодил прямиком в какое-то глубокое ущелье. Сверху теснились убогие дома бедняцких кварталов, которым не нашлось места на склонах Маунтдана. Здесь в окнах свет не горел, бедняки, судя по всему, едва сводили концы с концами, и берегли каждый тохр.
Со дна расселины мне была видна лишь тонкая извилистая полоска звездного неба, да черные рваные силуэты крыш и перекинутых через провал мостов.
Где-то скрипнули ставни, и прямо мне под ноги выплеснулось содержимое ночного горшка.
Вот так угораздило! Я попятился, нашаривая стену рукой. Мох, покрывающий влажные камни, слабо светился, с громким жужжанием мимо лица пролетали какие-то крупные насекомые, а где-то в отдалении слышался хруст и приглушенный рык.
Волосы у меня на голове встали дыбом. Не хватало еще столкнуться в темноте с какой-нибудь хищной тварью!
Подняв раскрытую ладонь к верху, я попытался призвать манну, однако вместо животворного тока энергии ощутил лишь звенящую пустоту! Неужели это ущелье было одним из мест, в которых не было манны? Я вздрогнул, вглядываясь в темноту. Воистину, проклятое место!
Закрыв глаза, я медленно выдохнул, собрал оставшуюся во мне манну в пригоршню, и зажег крошечный голубой шарик. Призрачный свет заструился между пальцев, освещая черные лужи с вьющейся над ними мошкарой, и груды мусора, громоздящегося вдоль стен.
Проваливаясь в топкую жижу по щиколотки, я встал на ноги, и огляделся. Чуть поодаль высилась гора строительного мусора, еще дальше лежали прогнившие рыбацкие сети, раздавленные ловушки для крабов и покореженная кабинка канатной дороги.
Выходит, что Танзей не врал, когда говорил, что вагоны иногда обрываются! Переступив через гнилую корзину, я поскользнулся, и едва не упал. Огонек в руке описал полукруг, и я застыл, глядя на курган из человеческих черепов и костей. Черепа таращились пустыми глазницами, насмешливо скаля позеленевшие от плесени зубы.
По спине вновь пробежал холодок, все кости были раздроблены и испещрены следами клыков. Из огня да в полымя! Неужели меня угораздило попасть в логово к какому-то жуткому чудовищу, нашедшему приют на городской свалке?
Вынув из ножен кинжал, я представил себе клыки неизвестной твари, способной перекусить берцовую кость, и невесело усмехнулся. Без манны у меня не было никаких шансов одолеть чудовище. Тут даже мое пресловутое везение не поможет!
Стараясь двигаться как можно тише, я пошел вдоль стены, держа в одной руке крошечный огонек, а в другой бесполезное оружие.
Груды мусора иногда превращались в настоящие горы, и мне приходилось обходить их кругом, разыскивая едва заметные тропки, вьющиеся между полусгнивших карет, и увязших в грязи дырявых рыбачьих лодок.
Пробираясь вперед, я старался не думать о том, чьи же ноги протоптали эти дорожки, однако мое воображение само по себе рисовало чудовищ до того жутких и омерзительных, что даже кровь стыла в жилах!
Через некоторое время я решил сделать привал, расположившись на большом плоском камне, покрытом мягким мхом. Огонек у меня в кулаке неожиданно замерцал и едва не погас.
Сплюнув горькую слюну, я натянул на лицо пропитанный потом шейный платок. От резкого запаха слабо светящихся грибов, растущих повсюду на стенах, голова шла кругом. Стоило лишь слегка задеть один из них, как вся грибница выпускала облако каких-то едких спор, от которого слезились глаза, и першило в горле.
Запахнув куртку поплотнее, я поежился, а ведь с высоты этот город казался сверкающей драгоценностью! В который раз я убеждался, что за блеском фасада чаще всего прячется прогнившее насквозь нутро, о существовании которого гостям города знать не положено.
Огонек в моей руке начал потихоньку тускнеть, и я почувствовал, как по телу разливается предательская слабость, а веки сами собой слипаются. Усталость, наконец, дала о себе знать.
Читать дальше