Барбара Хэмбли: Те, кто охотится в ночи. Драконья Погибель

«Что с тобой, колдунья?»

Она сказала:

«Моркелеб, сделай так, чтобы все стало как прежде».

Черная чешуя встопорщилась, сверкнула, и Дженни вновь ощутила биение его гнева.

«Так не бывает, колдунья. И ты это знаешь. Моя магия пребудет в тебе до самой смерти. Даже вернув себе прежний облик, ты никогда не сможешь забыть, что была драконом».

«Пусть так, — сказала она. — Уж лучше быть женщиной, которая когда-то была драконом, чем драконом, который когда-то был женщиной».

«Что за глупости, Дженни Уэйнест? — сказал Моркелеб. Жаром веяло от его бритвенно острой чешуи, длинных шипов и шелковых сложенных крыльев. — Вся мудрость драконов, вся их сила принадлежат тебе. Перед тобой — вечность. Забудь земные страсти — и придет исцеление. Алмаз не может любить цветок, ибо цветок живет один лишь день, а потом вянет и умирает. А ты теперь — алмаз».

«Цветок умирает, — сказала она. — Но перед этим он живет. А алмаз… Я ничего не хочу забывать, мне не нужно никакого исцеления. У драконов есть вечность, Моркелеб, но даже драконы не могут повернуть время вспять и вернуть утраченное ими. Отпусти меня».

«Нет! — Он резко повернул голову; морозные глаза его сверкнули, грива взметнулась над Многочисленными изогнутыми рогами. — Ты нужна мне, колдунья. Даже золото внушало мне меньшую страсть. Это возникло во мне, когда ты коснулась моего разума, когда моя магия разбудила твою. Я нашел тебя и не хочу теперь терять».

Она присела пружинисто и метнулась в небо; белые крылья взрезали ветер. Моркелеб взмыл следом, огибая нагромождение серых утесов и водопады Злого Хребта. Их тени летели по снежным голубеющим ущельям, рябили по-ястребиному, проскальзывая по россыпям камней. Внизу стелился мир, подернутый осенними туманами, — алый, охряной, коричневый; и на краю голого леса, у реки, Дженни видела одинокую струйку дыма, сносимую прочь вечерним ветром.

Белизна полной луны легла на ее крылья; звездные тропы, по которым драконы однажды явились на землю и по которым однажды уйдут, дрожали над ней паутиной света. Драконьим зрением она уже различала притаившийся на опушке лагерь, полураспакованные связки книг и одинокую фигурку, терпеливо соскабливавшую остатки подгоревших лепешек со сковороды.

Невидимая, она кружила над этим дымком, принимая оттенки воздуха, и чувствовала, как еще одна тень в вышине повторяет ее круги.

«Колдунья, — сказал голос дракона в ее мозгу, — Ты в самом деле хочешь этого?»

Она не ответила, зная, что он все равно прочтет ее мысли. Так оно и случилось — разум Моркелеба отозвался смятением и гневом.

«Ты нужна мне, Дженни Уэйнест, — сказал он наконец. — Но я не хочу видеть тебя несчастной. Почему — не понимаю и, наверное, не пойму. — И снова злоба черного дракона хлестнула ее разум, как тысячехвостая плеть. — Вот что ты со мной сделала!»

«Прости, Моркелеб, — тихо сказала она. — Нечестный вышел обмен; ты дал мне магию, а я тебе — все муки человеческой любви. Но это первое, чему я научилась у Джона: лучше уж чувствовать боль, чем совсем ничего не чувствовать».

«И эта боль гонит тебя?» — спросил он.

Она сказала:

«Да».

Отзвук гнева еще наполнял душу черного дракона, словно отголосок его тайного имени в утраченном золоте Бездны.

«Тогда иди», — сказал он, и подобное стеклянному кружеву прекрасное создание метнулось вниз, скрытое мягкими дымчатыми сумерками.

Жар и магия драконов внезапно отдались болью во всем теле, и Дженни почувствовала, как восторг полета сменился страхом падения.

Она упала на колени в темноте осеннего леса, и немилосердный холод въелся в свежие, только что зажившие раны на спине и руках. Между бородавчатыми белесыми стволами она увидела алый огонек костра и почувствовала знакомый запах дыма и лошадей. Простенькая мелодия жестяной свистульки висела в воздухе. Светлый ореол, обводивший по краешку все предметы, пропал; сумерки обесцветились, стали сырыми, туманными и пронизывающе холодными. Дженни задрожала, запахнула поплотнее овечью куртку. Колени ощущали влажность земли сквозь ветхую ткань юбки.

Отбросив с лица непокорные черные волосы, Дженни взглянула вверх. Сквозь сплетение голых сучьев был виден черный силуэт дракона, одиноко кружащего в пустом вечернем небе.

С благодарностью, которой не выразить в словах, она коснулась его разума и ощутила всю его печаль, боль и ярость.

«Жесток твой подарок, колдунья, — сказал он. — Ты лишила меня моих старых радостей, заставила жить во вражде с самим собой. Как и ты, я уже не смогу стать прежним».