Барбара Хэмбли: Те, кто охотится в ночи. Драконья Погибель

Лежа на узком соломенном тюфяке, который вот уже четыре ночи был ее единственным ложем, она глядела в сторону; грубые черные волосы разметались по белому полотну. Какое-то мгновение Джон молча смотрел на нее.

— А разве ты не сама займешься этим, милая? — спросил он наконец. — Книги-то нужны прежде всего тебе.

Она покачала головой. Джон стоял спиной к свету; черты лица размывала тень. Дженни хотела ободряюще коснуться его руки, но что-то запретило ей сделать это. Холодным, как серебро, голосом она пояснила:

— Во мне магия дракона, Джон. Она не нуждается в книгах. Книги — для Яна, у него есть способности к колдовству.

Аверсин все молчал, и Дженни заподозрила, что даже колдовские способности старшего сына для Джона не секрет.

— А разве не ты будешь учить его? — тихо спросил он.

Дженни снова покачала головой.

— Я не знаю, Джон, — прошептала она. — Я не знаю. — И, видя, что он собирается положить ей руку на плечо, сказала: — Не надо. От этого станет только хуже.

Он помедлил, всматриваясь в ее лицо. Потом покорно повернулся и двинулся к лестнице…

Так она ничего и не решила до самого дня отъезда из Цитадели. Дженни часто ловила на себе взгляд Джона, когда он полагал, что она его не видит. Дженни была благодарна ему за то, что он ни разу больше не пустил в ход это страшное оружие — не заговорил с ней о сыновьях. Ночами она видела лунное мерцание драконьей чешуи в дальнем конце верхнего двора. Иногда Моркелеб кружил над Цитаделью. Припорошенный светом зимних звезд, он плыл, казалось, сквозь сердце космоса…

Утро выдалось ясным, хотя и обжигающе холодным. Из Бела прибыл попрощаться сам король, окруженный благоухающей гирляндой придворных, с опаской поглядывавших на Джона и, видимо, сильно удивлявшихся, как это они осмеливались в свое время потешаться над ним и не поплатились за это жизнью. Вместе с ними вернулся и Поликарп, а также Гарет и Трэй, ведущие себя так, словно уже были помолвлены. Трэй снова перекрасила волосы (теперь они были ало-золотые), но зачем-то заплела их совершенно по-детски — в две косички.

По дороге из Бела тянулся караван навьюченных лошадей и мулов с припасами для дальнего путешествия и с книгами, ради которых Джон, собственно, и собирался жертвовать жизнью. Дженни, вновь облаченная в тусклые северные пледы, безразлично смотрела, как Аверсин преклоняет колено перед высоким изможденным стариком, благодаря за милость и принося клятву верности. Король слушал его весьма благосклонно, хотя время от времени принимался с беспокойством оглядывать лица придворных, как бы ища и не находя среди них кого-то.

А Джону он сказал:

— Что же вы так рано отбываете? Кажется, вчера только представились — и уже назад?

— Путь домой долог, милорд, — почтительно отвечал Джон, разумеется, и словом не обмолвившийся, как он неделю ждал в Королевской галерее повеления сразиться с драконом. Ясно было, что память старика сохранила о тех днях весьма немного. — Лучше отправиться пораньше, пока снега еще неглубоки.

— Жаль… — Король соболезнующе наклонил голову и пошел прочь, ведомый под руки сыном Гаретом и племянником Поликарпом. Пройдя шаг или два, он вдруг приостановился, встревоженный каким-то смутным воспоминанием, и повернулся к Гарету. — Но этот… Драконья Погибель… Он ведь убил дракона, не так ли?

Объяснять, каким образом было спасено королевство, показалось Гарету делом сложным, и поэтому он просто ответил:

— Да.

— Это хорошо… — сказал король и покивал одобрительно. — Это хорошо…

Гарет передал его Поликарпу, и тот, как хозяин и господин Цитадели, повел короля на отдых. Придворные потянулись за ними яркой стайкой декоративных рыбок. Три маленькие коренастые фигуры, облаченные в шелк, колеблемый ледяным утренним ветерком, задержались и подошли к Гарету и Джону.

Балгуб, новый владыка Бездны Ильфердина, несколько чопорно склонил седую голову и сухо поблагодарил лорда Аверсина, правда, не уточняя, за что именно.

— А что ему еще оставалось делать! — заметил Джон, когда гномы последовали за королевской процессией. Одна лишь Мэб, уходя, оглянулась на Дженни и подмигнула ей. Джон продолжал: — Не мог же он, в самом деле, подойти и сказать: «Спасибо за то, что взорвал Камень». Тогда бы вышло, что Мэб была права…

Гарет, так и не выпустивший до сих пор руку Трэй, засмеялся.

— Знаешь, я думаю, что в глубине души он и сам это сознает, хотя, конечно, этой проделки он нам не простит никогда. Во всяком случае, в Совете он со мной учтив, слава Сармендесу… Мне ведь предстоит решать с ним государственные дела.