Анатолий Бочаров - Легенда о Вращающемся Замке

Ибо за две недели до тех переговоров на реке Твейн состоялась битва. То было последнее сражение, оказавшееся решающим. Шло оно четыре дня. В начале каждого из этих четырех дней и в его же конце небо плакало кровью, глядя на поле боя. Кто-то из сражавшихся в той битве совершил немало подвигов и погиб, как герой. Кто-то просто погиб. Наверно, окажись здесь менестрели, они бы назвали эту битву великой. Но менестрелей здесь не было. Только солнце, бьющее сквозь дыры в знаменах, да бурлящее на каждом шагу густое людское варево — что-то кричащее, неспокойное, безумное.

Когда много дней спустя король Клифф обнимал при встрече короля Хендрика, у последнего едва не треснули ребра. «Не приводи больше своих людей, — сказал Клифф Хендрику так тихо, что лишь они двое и слышали эти слова, — не приводи больше своих людей, иначе тебе некем будет править». Но об этом Хендрик не рассказал никому — ни боевым товарищам, ни священнику на исповеди, ни любимой жене, которой обычно доверял все свои тайны.

Поредевшее войско возвратилось назад. Высоких лордов ждали их жены и подрастающие сыновья, рыцарей помоложе ждали соскучившиеся за вышиванием невесты, да и простых воинов, наверное, тоже кто-нибудь да ждал. А не вернувшимся с войны — вечная память. Вот только памятью не будет сыт даже мертвый.

Настала осень, и вышло так, что вслед за живыми в стольный город явился кое-кто из мертвецов.

Бесприютный странник возвращался домой. Заканчивался последний день его долгого путешествия. Поднялся он еще затемно — растолкал трактирщика, потребовал сготовить завтрак, перекусил и вскоре после того пустился в дорогу. Ехал шагом, не торопясь. Временами дремал в седле. Мимо проезжали повозки — проплывали, словно рыбы, плывущие в морских глубинах. Утром накрапывал дождик, пришлось завернуться в плащ и накинуть капюшон. Был шестой день октября. Уже минул Мабон, с его кострами в полях и опавшими листьями, но до Самайна оставались еще три недели. Смутное время. Время, когда тени удлиняются и крепнут.

Сейчас этот угрюмый, немного сонный всадник называл себя именем Гэрис. Сэр Гэрис, если вдаваться в подробности. Это не было его настоящим именем — но мы будем называть героя нашего повествования именно так, по крайней мере до поры до времени. На вид ему было меньше, чем три десятка зим, но огрубевшая обветренная кожа лица, щетина по щекам и жесткий взгляд делали его старше. Челюсть у него была крепкая, волосы густые и черные, плечи широкие, а руки могучие. Эти руки привыкли обращаться с копьем и мечом.

Проклятый дождик все никак не унимался.

Раньше Гэрис не обратил бы на этот противную морось ни малейшего внимания — он спокойно проехался бы с непокрытой головой хоть даже сквозь летний ливень. Раньше он бы не ехал по тракту шагом, а промчался по нему галопом, оставляя за спиной ветер. Впрочем, какой смысл рассуждать о том, что было раньше? Собственное прошлое теперь вспоминалось ему очень смутно и казалось и вовсе никогда не существовавшим. Он забыл почти все, за исключением нескольких очень важных вещей. Эти вещи Гэрис, напротив, помнил очень хорошо.

Хотя и мечтал забыть.

Наконец дождь закончился.

В стороне от дороги работала ярмарка — яркие пятна шатров и шум толпы. От первого болели глаза, от второго — голова. Голова гудела, а в глазах плясали злые огненные искры. Раньше Гэрис любил день больше, чем ночь, а теперь от яркого света приходилось щуриться. Он провел много дней в подземелье, почти не видя солнечного света, и до сих пор не до конца осознавал, что выбрался оттуда. Он не был там пленником, всего лишь гостем — но иногда грань между этими понятиями очень тонка.

Когда ярмарка кончилась, по обе стороны от тракта потянулись предместья. Тут уж волей-неволей пришлось вынырнуть из полусна и начать оглядываться по сторонам. Гэрис изучал не сами окрестности, чего в них интересного — черепичные крыши да изгороди с плющом, сто лет назад были такими, и сто лет спустя не изменятся. Нет, он приглядывался к людям, пытался найти на лицах прохожих что-нибудь подходящее к случаю — беспокойство, страх, недовольство, злость. Находил, но не больше, чем обычно. Люди всегда о чем-то беспокоятся, чего-то боятся и на кого-то злятся, но это были не те злость и страх, которых он ожидал.

Около городских ворот пришлось задержаться — стражники проверяли купеческий караван, телегу за телегой, на предмет не указанных в описи товаров. Осмотр занял много времени, достаточно для того, чтобы Гэрис успел испытать нетерпение. Он никогда не любил ждать, больше того, почитал ожидание худшим из ниспосланных человеку испытаний. Легче переносить избиение или пытки, нежели терпеть, покуда они начнутся. Легче умереть, чем сидеть сложа руки. Вот и сейчас Гэрис накручивал на кулак поводья, борясь с желанием пришпорить коня и проехаться прямо по чужим головам. Нельзя. Сейчас — никак нельзя, пусть даже и хочется. Он не для того ехал сюда сквозь все эти дни, чтобы оказаться в конце концов брошенным в тюремную яму.