Александр Беликов: Фея неудач (СИ)

А в третий раз, Йенс сидел у себя в мастерской, шил сапоги, и услышал, как разговаривали две вороны. Одна из них выглядела уставшей, как будто только что прилетела издалека. Она рассказывала приятельнице, местной вороне странные вещи:

— А еще в тех краях есть ферма, на которой живет старая одинокая женщина. Она сильно болеет. Сын у нее живет в городе, работает день-деньской, чтобы ей на лекарство заработать. Только вот беда: пилюли-то у нее есть, а встать налить воды, чтобы выпить лекарство, она не может. Настолько ей плохо.

Как услыхал эти слова Йенс, то тут же закрыл мастерскую и поехал к матушке. Приехал, и увидел: все, что рассказала ворона, оказалось правдой! Он принес воды, дал матушке выпить лекарство, затопил печь, приготовил еду и накормил матушку. А после этого он собрал ее скромные пожитки, заколотил дверь фермы, и увез матушку к себе.

Всю дорогу он ехал и приговаривал: «Подумаешь, что в лачуге.

Зато, мы станем жить вместе, и всегда сможем помочь друг другу». И еще, изредка, тихо добавлял что-то совершенно непонятное: «Спасибо тебе, Радуга-Птица, за твой чудный дар»!

Долго, почти полгода они жили в лесу, в лачуге Йенса. А к весне, удалось удачно продать их старую ферму. К этим деньгам они добавили те, что заработал Йенс и купили большой дом. Теперь они могли жить в прекрасном доме и не платить деньги за аренду мастерской. А вскоре они с матушкой и вовсе выкупили всю мастерскую у соучредителя.

Матушка совсем поправилась и забыла про ту страшную болезнь, что постигла ее.

А по осени Йенс посватался к хорошей девушке из купеческой семьи.

И на свадьбе, когда молодые выходили из церкви, вдруг все небо раскрасилось всеми цветами радуги. А Йенс тихо произнес: «Спасибо тебе, Радуга-Птица, за твой волшебный дар». А сверху раздалось удивительное щебетание, но понял его только Йенс. А говорила птица вот что: «Настоящее добро никогда не пропадает. Оно прорастает ростками, и рождает новое добро».

Пока я это рассказывал, я и не заметил, как вошел в раж, и уже говорил громко, декламируя во весь голос. Когда рассказ закончился, в зале повисла тишина. Никто не стучал вилками, не разговаривал. Вот так да! Это получается, что меня слушал весь трактир? Мне как-то даже неудобно стало. Приехал спасать одного человека, а сам вместо этого себе бенефис устроил. И тут кто-то захлопал в ладоши, кто-то крикнул:

— Здорово! Какая замечательная история!

— Вот и в наш трактир стали заходить писатели! У нас теперь уже второй свой сказочник есть!

Ко мне подходили люди, жали мне руку, похлопывали по плечу и говорили о своем восхищении. И мой давешний знакомый, ради которого я и залетел в этот девятнадцатый век (по-другому не скажешь), тоже восхитился:

— Да, дружище, ты меня растрогал. То, что ты рассказал, мне очень понравилось! Завтра же я тебя сведу к моему издателю, и он твою сказку непременно опубликует! У тебя есть записанный вариант сказки?

— Нет, к сожалению.

— Сразу чувствуется настоящий сказочник, — подмигнул он мне. — Не записываешь сказку на бумагу, пока она не станет совершенной? Узнаю мои собственные замашки. Ничего, сейчас придешь, запишешь, а завтра мы отнесем твою рукопись издателю, и, клянусь моим цилиндром, что ему придется раскошелиться! Ты, кстати, где остановился?

— Да пока нигде.

— Я так и понял. Приезжий, начинающий писатель, без денег в кармане. Как мне это знакомо! Я и сам так год назад начинал. Значит, я тебя сейчас поселю в гостиницу.

— Спасибо, но мне нечем расплатиться.

— Не беда. Я же говорил, что я сегодня богач.

— Нельзя же так раздавать деньги посторонним людям!

— Ты, дружище, уже считай мой знакомый. А еще, ты мой собрат по перу, писатель. И потом, я тебе сейчас просто дам денег взаймы, а завтра тебе издатель заплатит гонорар, и ты вернешь мне долг, идет?

От него исходила такая бурная доброжелательность, что спорить оказалось просто невозможно. Через полчаса я уже сидел в гостиничном номере за столом, и воевал с гусиными перьями, чернильницей и керосиновой лампой. А еще мне приходилось постоянно подкладывать дрова в маленькую печурку. Поленья горели плохо, дымили, и дым щипал глаза. Я записывал сказку и усмехался: насколько же проще жить нам, людям двадцать первого века, не обремененным этими бытовыми неудобствами.

К полуночи я закончил рукопись, последний раз подложил дров и лег спать с чувством выполненного долга. Завтра мой новый знакомый никуда не поедет, так как поведет меня к издателю. Разбойники нападут на дилижанс без него, он не погибнет, и все закончится хорошо. Засыпая, я думал о том, что запах от дров сладкий и тягучий.