Но воздуха оставалось все меньше, а ворота стали приближаться.
Бродяга не прятался. Он легко тащил девушку перед собой, идя прямо на стражу. Те не заставили себя долго ждать.
— Стой! — трое охранников разом появились перед ними. Тáйга плохо их видела. Они оставались в темноте. Лишь глаза ближайшего, вышедшего под пламя факелов, округлились от удивления.
— Отпусти девушку и бросай нож. Тебе не выйти отсюда. В городе солдат полно. Стража ходит. Даже если за ворота выйдешь. Тебя поймают и кожу живьем сдерут. — тон охранника не обещал ничего хорошего.
Тáйга подумала, что и с нее, пожалуй, сдерут, если узнают, кто все это начал. Если она живая останется после всего этого.
Она неудобно висела под локтем бродяги. Лохмотья давили на шею все сильнее.
— Отпусти девчонку! — голос раздался еще громче и ближе. Сзади подошел еще один страж.
То ли от неожиданности, то ли в качестве тряпичной куклы, ее легче было переносить, бродяга сжал локтем еще сильнее. Настолько, что в глазах у нее поплыло. Она вцепилась в руку, отдирая от себя эти смертоносные тряпки, разодрала их, добралась до кожи и яростно вцепилась ногтями, стараясь разжать хватку. Это было последнее, что она запомнила. Дальше картинка исчезла, покрывшись темным противным туманом.
* * *
Она снова была в холодном подвале. На холодном полу, шуршащем крысами и мышами… Где-то над головой слышны шаги, потом снова все затихает и становится немым, словно реальность ушла. И снова она приходила в ужас, думая, что это может быть не сон. Но сейчас это было всего лишь сном, и надо заставить себя проснуться.
Тáйга резко села, оглядываясь вокруг, ожидая чего угодно и откуда угодно.
Действительность оказалась довольно странной: сидя в неглубокой канаве, она созерцала позади себя стены города, укрытые рассветным густым туманом, а вокруг — едва начинающую утреннюю жизнь деревню. Недалеко в тумане послышались удаляющиеся тяжелые шаги. Холодная канава с мутной вонючей водой на дне стала ее пристанищем на несколько часов. Или минут?
Рядом она с удивлением обнаружила свой нож.
Что произошло там, в городе, у ворот дома лорда Смурта? Оставалось только гадать. Ее бросили в канаве, но не убили, или бросили, думая, что она уже мертва? Она подобрала нож и заправила в тонкие ножны у бедра. Грязное, местами подранное платье, тянуло вниз и пропитывалось все больше и больше холодной весенней влагой. Нет, тут она недавно. Иначе ее платье уже давно бы превратилось в набухшую огромную тяжелую тряпку.
Все, что она собиралась сделать: вернуться домой, собрать вещи, еду и деньги, все накрылось рассветом. В город возвращаться нельзя. Если только она не собирается отчитываться перед Смуртом и его сыночком за завтраком. С другой стороны, топать без еды, одежды и воды несколько дней — сомнительное удовольствие.
Рывком девушка поднялась на ноги. Ушибы отозвались болью, и она тихонько охнула. Падение со стены не прошло бесследно. Порез на руке тоже побаливал. Развернув тряпку, Тáйга увидела запекшуюся кровь и начавшие стягиваться края чистой раны. Острый нож помог.
С двух дворов ее прогнали. Попрошайка, в разодранном нарядном платье, просящая хлеба, не внушала доверия и не вызывала сострадания. Молодая хозяйка третьего двора погрозила ей кулаком и взялась было за вилы.
— Да постой ты! Неужели у тебя в жизни не было трудных моментов? Я от мужа сбежала. Он бьет меня! — Тáйга попятилась от выставленных вил. — Я могу купить еду. — Она быстро стала расстегивать крохотную серебрянную сережку, в которой ценности было на флягу дешевого вина. Дядя драгоценностями не баловал.
Женщина посмотрела на сережку, тускло сверкнувшую в руке и молча пошла в дом. Немного погодя, вынесла полбуханки черствого хлеба, завернутого в тряпицу и кружку с молоком.
— Ешь и уходи.
Тáйга выпила молоко и аккуратно завернула хлеб. Спасибо говорить не стала. Злость на жадную крестьянку заставила швырнуть ей кружку обратно.
— Чтоб тебе такой хлеб внуки подавали за деньги! — она в сердцах плюнула и быстрее ретировалась прочь со двора, подбирая тяжелый подол свободной рукой.
День застал ее, бредущую вдоль дороги. Девушка представляла собой жалкое зрелище: запутанные волосы, упрямо не желающие держатся ни в косе, ни в узле, помятое грязное нарядное платье, местами порванное и местами грязное, усталое вымазанное лицо и руки, сжимающие тряпицу с хлебом. Оживленной дорога не была. Не настолько спокойные времена сейчас для путешественников. Раньше эта дорога была забита телегами, что везли из столицы и в столицу товар. Но многие деревни сожгли лорды старого короля, пытаясь оставить наступающую армию без продовольствия. А потом эти же лорды и новые, кого поставили на замену убитым или не пожелавшим подчиниться новому правителю, стали грабить друг друга и путников, пытаясь залатать дыры войны. Утихомирив разбой среди знати, дар столкнулся с разбоем от наемников, крестьян, оставшихся без крова и солдат, бежавших с поля боя.
Читать дальше