Катя Зазовка - Ворожея

— Давай, иди к нему. Иль он подохнет. По твоей вине! — царапал сердце скрежещущий глас.

— Нет, Милава! — закричал староста. — Ты не должна отступать! Щекарь бы этого не хотел!

И ворожея решилась. Она снова развела в себе огонь. Да такой мощи, что даже прислужница Паляндры перестала скалиться.

— Что тебе до этих людишек? — отступила она малость назад. — Со своей новой силой ты ведь можешь к самой Паляндре на службу идти. Вровень с нами станешь!

— Меня такая судьба не прельщает, — Милава выпустила огненный поток в волколака. Он вспыхнул и завизжал так, что ворожея не выдержала и закрыла уши. Волколак сгорел дотла. Легкий ветерок подхватил пепел и развеял над лесом. Некоторый час множество очей даже не моргало, не выпуская из виду то место, где только что полыхал огненным факелом зверь. Но нового образа на его месте так и не появилось.

— Подохла!!! — люди захлопали в ладоши и принялись обниматься.

Но Милава ведала, что силы прислужницы еще не иссякли. И теперича, когда оборона почти сникла, страшная посланница станет хитрее и опаснее. Ворожея только повернулась, чтоб упредить о том всех в избе, как позади скрипнула дверь и все находившиеся в Мельниковой хате с визгами и весельем высыпали наружу. Только Гедкин писк тонул в общем оживлении. Мальца никто не желал слушать.

— Назад! — закричала Милава. В теле пуще прежнего ощущалась слабость. — Она еще здесь!

Все замерли. Радость на ликах вмиг сменилась ужасом. Люди снова бросились в избу, плотно затворив за собой дверь. Только Гедка не вернулся со всеми. Он подбежал к кузнецу и наложил ладошки на разодранный бок.

— Гедка! — точно ополоумевшая, завопила Домна. — Пустите меня! Там мой сынок! Мой мальчик! — выйти ей не дозволили.

— Все добре, мамка, — улыбнулся малец, не убирая рук от волколака.

Милава рыскала взглядом в поисках прислужницы. Почему выжидает? Чего ей надобно? Стало еще труднее из-за того, что теперича надобно было прикрывать не только хату, но и Гедку. Но вдруг рыжий мех встрепенулся — и кузнец поднялся, точно только что не лежал, истекая кровью, на грани жизни и смерти. Волколак чуток пригнулся — и малец ловко вскочил ему на спину. Огромный зверь подошел и стал бок о бок с ворожеей в ожидании нового нападения прислужницы Паляндры. Милава ощутила, как на сердце стало чуток легче. Но ненадолго. Послышалось отвратительное громкое шлепанье. Множество очей устремилось в сторону леса. Свет факелов не долетал так далече, но по звуку стало ясно — приближается что-то огромное.

— Жабалка! — прошептала побелевшими губами ворожея.

Гедка ахнул. Волколак, почуяв неладное, переступал с лапы на лапу. Изба притихла. И было отчего. Гигантскими прыжками к ним неслась жаба размером с хату. Земля сотрясалась от каждого движения нового образа прислужницы.

Милава невольно попятилась, кузнец тихонько заскулил. Такую даже волколаку зубами не разорвать да когтями не разодрать. Чудовищная сущность остановилась в сажени от них. Из ее рта выстрелил язык толщиной со ствол сосны. Обвил волколака и потянул в огромную чернеющую пасть. Домна завопила. Гедка еле поспел соскочить с мохнатой спины и направил ладошки на жабалку. Ворожея почуяла, что хочет сотворить малец, и приумножила его силу своей. Прислужница заквакала от боли так, что ладная мельница на взгорке угрожающе заскрипела, точно грозилась вот-вот развалиться на части. Жабий язык разрубило надвое. Волколак, обмотанный мерзопакостной плотью бился на земле, пытаясь высвободиться от мерзкой плоти. Гедка подбежал к нему и принялся помогать. Ворожея пошатнулась от слабости — черный дар будто выедал ее изнутри. В какой-то миг она отвлеклась и упустила из виду чудовище. А когда снова глянула в сторону, где оно только что было, — жабалка уже исчезла. Заместо нее стояла Воста.

Молоденькая смуглянка глядела на Милаву своими водянистыми очами. Светлые волосы казались белее прежнего. Откуда-то к ворожее пришло знание, что это последняя ипостась прислужницы. Ворожея решила не мешкать и тут же сосредоточилась, наращивая внутренний огонь. Смуглянка приближалась. На этот раз Милава с огромными усилиями сумела распалить пламя и уже наставила на Восту ладони, но та заговорила:

— Стало быть, так ты свою подругу за все старания отблагодарить желаешь? — На пригожем лике отразилась скорбь. Сердце ворожеи затрепетало. — Не я ли тебя от цельной толпы бунтующих селян спасла?

Милава опустила ладони. Пламя стало гаснуть. По смуглой щеке потекла слеза, казавшаяся хрустальной бусиной в свете факелов.