Янчо Чолаков - Золотой демон

— Не может! — отсекла золотая голова. — Какой-то идиот пробрался в складское помещение с факелами в руках и сейчас, склонившись над мешком с порохом, ломает себе голову над тем, что там в мешке.

Как всегда, Демон предчувствовал безошибочно единственный уместный выход для спасения шкуры. Де Грамон перекинулся через перила и бухнулся в пену темно-синей бездны. Поплыл энергично. Плыл и плыл в забвении…

За его спиной «Портар» взорвался, вода забурлила и заклокотала в корабельном трюме. Гыл-гыл-гыл…

Грамон вдруг почувствовал, что он один в океане. «Ты не один!» — прошептал ему тихий голос.

Он дотронулся до своей одежды, стуча от холода зубами. Череп Демона, или скорее — весь Демон, — исчез.

— Эй, где ты? — закричал Грамон как безумный.

— Я здесь, не кричи! — приструнил его Демон, который, выпав из кармана, погружался вниз. — Ты плаваешь медленно как лягушка, я должен тебе сказать, что Ле Буш не был предводителем бунта, а…

Грамон не услышал конец его слов, потому что увидел акулу. Это была большая, белая, хорошо упитанная акула.

— Демон! — закричал он, захлебываясь ужасом. — Скажи мне самое разумное возможное решение!

— Поверни обратно и плыви! — посоветовал ему отвечающий, который продолжал тонуть. Его слова долетали едва-едва.

— Она меня схватит! — размахивал бешено руками и ногами де Грамон.

— Это так, — ответила ему из небытия золотая голова. — Вот мы и пришли к той ситуации, когда не может помочь и самое правильное решение в мире. Один совет, если хочешь прожить дольше, не прекращай плыть! Ты слышишь меня?

Грамон бросил беглый взгляд назад. Зубы акулы были изрядно оскалены и блестели. Хорошие, крупные зубы, какие имеет в соответствии со своими природными нуждами каждый проголодавшийся хищник.

На портовом причале Порт-о-Пренс гудел народ, собравшийся поприветствовать нового губернатора де Грамона. Когда-то — давно, очень давно, — здесь воздвигались храмы дикарей. На их останках раса победителей построила эту чудесную пристань с запахом водорослей и рыбы, которой сегодняшние местные жители питались.

Постепенно жара усилилась, стала невыносимой. Поникли даже крупные листья на лиловеющем небесном фоне. Гомон стих. Встречающие ждали, наряженные в свои единственные праздничные одежды, и повторяли вслух слова, которые должны были прокричать: «Да здравствует королевский губернатор! Слава!»

Они простояли три часа и разошлись. С тем же успехом они могли бы прождать в забытье три дня, три месяца или триста лет. Никто из них не заметил, как недалеко от причала волны плавно вытолкнули в мелкие зерна серого песка маленького идола, желтого цвета. Статуэтку, может быть, или голову фигуры.

Сначала она торчала, воткнутая, вверх тормашками, с миниатюрными смешными ножками, торчащими вверх. Немного позже идол плавно обернулся, поднялся на ноги и отправился к самой близкой пещере. Он был слишком мелким или, может быть, жители города, смотрящие с крепостных стен и собравшиеся на причале, были слишком заняты — они так и не смогли его увидеть, хотя он все еще находился в их поле зрения.

В конце концов, идол уменьшился, удалился и исчез. За миг до того, как свернуть по пляжной косе, он посмотрел вверх, рассмотрел экзотический горизонт, который образовывали устремившиеся высоко вверх пальмы и жаркое солнце, расположившееся над ними, после чего вздохнул:

— Ох! Клянусь твоей бородой, Кецалькоатль, и твоей, Уицилопочтли, и в этот раз мы обманули христиан!

Потом снова зашагал вперед и потерялся совсем за бескрайней песчаной линией.