Яцек Пекара - Меч ангелов (ЛП)

Я поставил лампу на пустую бочку из-под масла (в погребе, правда, были крошечные окошки, расположенные чуть выше поверхности земли, но они были тщательно заколочены) и разбудил Пимке пинком по рёбрам. Он застонал и затрепетал веками. Потом свернулся в комок и захрапел. К счастью, предвидя подобное развитие ситуации, я принёс с собой ведро холодной колодезной воды, и теперь выплеснул его содержимое на Алоиса. Он заорал и вскочил на ноги, раздирая себе при этом щеку об торчащий из доски гвоздь. Что ж, похоже, он не был настолько везуч, как мне сначала показалось.

– Х-хто тут?! – крикнул он, поводя вокруг бесчувственным взглядом, который в конце концов достиг и меня. - Я тебя, курву, сейчас… - прибавил он яростно, когда увидел ведро в моих ладонях, и, следовательно, догадался, что именно я был виновником его холодного купания.

Я подбил ему правое колено, а когда ноги под ним подломились, добавил солидный пинок в живот. Он застонал и наблевал себе на ботинки.

– Фе, - сказал я. - Как можно так вести себя в гостях?

Он отполз так далеко, как только смог, чтобы очутиться как можно дальше от меня. По разорванной гвоздём щеке стекала кровь.

– Алоис Пимке, не так ли? – поинтересовался я.

– Нет, - ответил он сердито. - Я не знаю никакого Пимке! Меня зовут Тобиас Шуле, ублюдок!

Человек с подготовленным слухом и имеющий опыт в ведении допросов не мог не заметить, что после слов "меня зовут" наступил едва ощутимый миг колебания, словно мой собеседник не мог припомнить свою фамилию. Я сделал ещё шаг и наступил ему на ладонь, на которую он опирался. Крутнулся на каблуке, и вой Пимке заглушил хруст ломающихся костей. Я сошёл с его руки, а он расплакался и прижал ладонь к груди.

– Скотина! Ты мне пальцы переломал! – всхлипывал он.

– Алоис Пимке, не так ли? – повторил я свой вопрос.

– Да, да, Пимке, шлюхин ты сын! Чего ты от меня хочешь? Что, я виноват в чём-то, или как?

Я присел рядом с ним, и он изо всех сил постарался спрятаться между тесно сдвинутых бочек. Ясное дело, это ему не удалось.

– Алоис, мы сейчас установим кое-какие правила, - произнёс я спокойно. - Я задаю вопрос, а ты на него отвечаешь, стараясь в то же время не обижать Бога богохульствами. Если ты не будешь следовать этим правилам, сломаю тебе вторую руку. А потом займусь другими деликатными частями твоего тела. Зато, если ты будешь вежлив, то выйдешь отсюда и излечишь похмелье вином. Понимаешь меня?

Он молча уставился на меня расширенными от ужаса глазами, но тщательным образом закивал головой. Забавно, но мне показалось, что его страх достиг наивысшей точки, когда я сказал, чтобы он не обижал Бога. Может, в его пьяную голову уже пришло понимание, с кем он имеет дело?

– Хорошо, что мы соглашаемся в этом, - вымолвил я сердечным тоном. - Я хотел бы также, чтобы ты отвечал на мои вопросы согласно правде, ибо вспомни, что Писание, устами святого Иоанна, в мудрости своей говорит:

Не знаю радости свыше той, когда я слышу, что дети мои поступают согласно правде…

Хм?

– Да-да, конечно, – прохрипел он.

– Ты знаешь некоего Иоганна Швиммера?

–Знаю, господин, ну, то есть, как знаю… Мы порой едва...

– Достаточно! - Я поднял руку, и он посмотрел на неё, а его лицо исказилось от страха. - Наводнение может быть не менее вредно, чем засуха, дорогой Алоис.

По придурковатому выражению его лица я увидел, что он не понял и не оценил мою лёгкую, забавную и весьма меткую метафору.

– Не болтай лишнего, только отвечай кратко на вопросы, понял? Ну! Сколько тебе дал Швиммер за помощь в похищении Илоны Лёбе?

– Нет! – крикнул он, и теперь он был действительно чрезвычайно напуган. - Это не я, господин, клянусь головами детей моих!

– И сколько их у тебя?

–Трое, господин, трое, и жена больная... – он резко замолчал, очевидно, вспомнив, что я говорил о лишней болтовне.

Забавно, что у них всегда трое детей. То ли какая-то магия, то ли что?

– Может, поломать тебе другую руку? - Спросил я.

– Нет, господин, умоляю вас, я не похищал эту девушку, Бог свидетель. - Слёзы на его щеках мешались с кровью и стекали на подбородок. Выглядело жалко.

– Странно, - сказал я задумчиво. - А говорили, что ты был одним из двух мужчин, которые побили охрану и забрали девушку.

– Нет, господин, нет, это не я! Чтоб я кого побил? Смотрите сами, вы же меня отлупили безо всякого труда…

Несомненно, невзирая на ужас, он нашёл рассудительные аргументы в свою пользу, что я приписал своеобразной скорости его ума (а может, всего лишь недюжинному инстинкту самосохранения?). Понятно, что я был почти с самого начала убеждён, что он не имеет ничего общего с похищением. Я радовался, что первое впечатление меня не обмануло: Пимке не был похож на похитителя.