Яцек Пекара - Меч ангелов (ЛП)

Слава Богу, я успел ворваться в подвал в тот момент, когда каноникуже возился у рычага. На этот раз помещение было освещено двумя факелами, прикреплёнными железными крюками к стене. Я быстро протиснулся в щель и, прежде чем Братта успел подняться, пнул его со всей силы с разбегу в желудок. Он заорал сдавленным голосом, отлетел к стене и ударился головой о камни. Я уже испугался, что бедняга убился, но нет... Он застонал, не поднимаясь, пытаясь набрать в лёгкие воздух, и начал вскарабкиваться на четвереньки.

– Здравствуйте, отец каноник, – поприветствовал я его ласковым голосом. – Что за неожиданная встреча…

– Будешь... будешь в аду гореть, – только и сумел прохрипеть он и вытер кровь, текущую со лба.

– Это не исключено, хотя я смею надеяться на другую судьбу, – ответил я спокойно. – Думаю, однако, что в случае чего у вас будет достаточно времени, чтобы приготовить мне там место...

Он грязно выругался и смог, наконец, подняться на ноги.

В этом деле была одна загадка, которая особенно меня интересовала, и один вопрос, которыйя обязательно хотел задать. Кто знает, может быть, мне удастся получить ответ, используя тот факт, что Одрил Братта должен быть, мягко говоря, расстроен? А в сердцах люди говорят, бывает, многие вещи, о которых в ином случае даже не заикнулись бы.

– Поведайте мне, дорогой каноник, будьте добры, кто был четвёртым человеком на допросе еретиков?

– Четвёртым человеком, – сказал он, будто смакуя эти слова. – О да, вы уже скоро узнаете, кто был четвёртым человеком.

– Интересно только, что вас подтолкнуло так решительно отрицать его существование, если писец Хаусманн ясно писал о ещё одном допрашивающем?

– Я уничтожил протокол!

– Разве? – Рассмеялся я. – Любопытно в таком случае, что же я читал?

– Чёртов Хаусманн! – зашипел каноник. – Карябал как курица лапой, и сделал читаемую копию… Ч-чёрт!

Я покачал головой.

– Хреновый из вас конспиратор, – подытожил я.

– Это уже не важно,– буркнул он.– Тот, кого вы называете четвёртым человеком, покарал Хаусманна и Фолкена, ибоони не поверили словам благочестивых монахов. И таким же образом покарает каждого, кто не примет единственной и истинной веры! А я испытал просветление! Я поклялся себе, – в голосе Братты я услышал гнев,– бороться до конца жизни с теми, кто верит Зверю и его пророкам, а не нашему возлюбленному Господу, который умер на Кресте!

– Ага, – сказал я, и решил обойти молчанием его еретическую веру, поскольку с подобным примером безрассудного фанатизма я уже когда-тосталкивался в Гевихте. – То есть летаргия это происки четвёртого человека? Хорошо, у нас будет время, чтобывы спокойно объяснили нам, как всё это случилось.

В подземелье было холодно, сыро и бушевал сквозняк. На стенах неровным, дрожащим огнём горели факелы, дающие, пожалуй, столько же света, сколько и дыма. В этом свете лицо Одрила Братты то выплывало из тени, то сразу в ней исчезало. Учитывая, что оно было всё в крови, это создавало странный эффект.

– Ты уже не жилец, Маддердин, – сказал он и сплюнул на пол кровавую мокроту.

– Что будет, то будет, – ответил я небрежно. – Но вы уж просветите меня, дорогой каноник. Кто лишит меня жизни. Вы? Сейчас? Здесь?

– О, нет, не я, – ответил он со странной мечтательностью в голосе. Мечтательностью, которая крайне мне не понравилось, ибо она свидетельствовала, что он держит в рукаве какой-то сюрприз.

– В таком случае... – Я театрально оглянулся налево и направо, а потом пожал плечами. – Кто это, невидимый друг? – поддел я его.

– Иногда он невидим, – сказал он с неприятной улыбкой. – Но сейчас стоит у тебя за спиной.

Это, конечно, старый трюк, на который не клюнет никто, обладающий кое-каким опытом и кое-каким интеллектом. Только, видите ли, милые мои, Одрилу Братте не было никакого смысла отвлекать моё внимание. Он стоял настолько далеко, что не смог бы меня ударить, а я преграждал ему единственный путь к бегству. Поэтому я мог совершенно спокойно и без страха повернуться. Что я и сделал. И то, что я увидел, привело к тому, что я застыл на месте (я подозреваю, что в тот момент жена Лота была бы по сравнению со мной прыткой газелью поутру). А потом у меня хватило сил только на то, чтобы втянуть со свистом воздух, и присутствия духа только на то, чтобы понять, что у меня дрожат руки, а тело облил холодный пот.

Он стоял передо мной, огромный и зловещий. С серыми крыльями, словно вымазанными в грязи, и лицом, изрытым морщинами. Его глаза пылали огнём, а в руках он держал сияющий серебром меч.