Андрей Прусаков - Печать ворона

— Тебе все понятно? А? — челюсть Басмачного выпятилась, голос зазвучал над-менно и властно.

— Кому еще не понятно? — он продолжал идти вдоль ряда, неуловимым движени-ем руки давая под дых очередному деду. Солдат согнулся, пытаясь вздохнуть. — Тебе понятно?

Иван смотрел и не понимал, какие законы правят в этом замкнутом, душном мирке. То, что вытворял Басмачный, нельзя было назвать воспитанием — это был настоящий беспредел, но, с другой стороны, Иван не жалел наглых и жестоких «дедов», с которые сейчас поступали так же, как они с молодыми. И еще мягко…

Потом Иван узнал, что иногда Басмачный «воспитывает» «стариков», заводя по одному к себе в каптерку. Он бил их там, как говорится, без свидетелей. Никто не осмеливался дать отпор. Ведь прапор был старшим по званию, ударить его оз-начало дисбат, к тому же Басмачный был мастером спорта по боксу…

— Я знаю, кто из вас дедовщину рассаживает! — продолжил старшина. — И всегда буду знать! Понятно? И буду учить так, что мало не покажется никому! Р-разойдись.

— Чем на гражданке занимался? — спросил Саня, устало опуская руку с ножом на колени. Весь призыв в полном составе чистил картошку. В крохотной подсобке ог-ромного здания столовой было тихо, лишь изредка раздавался плеск брошенной в огромный чан очищенной картофелины.

— Учился, — пожал плечами Иван. Была глубокая ночь, спать хотелось жутко, но «духи» спят мало. Раньше Иван бы ни за что не поверил, что можно спать по че-тыре часа в сутки и при этом работать, маршировать и учить устав. Сидевший ря-дом Тунгус мерно раскачивался из стороны в сторону, его плоские губы шептали то ли молитву, то ли тягучую восточную песню, но работал он быстрее остальных.

— Да это понятно, — проронил сидевший напротив Ивана Художник. — Все мы учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь…

— Еще работал, — вяло произнес Иван. Разговаривать не хотелось. Хотелось спать. Да и чего говорить? Все, как у всех: учеба, гулянки, девчонки. Он отличался от прочих лишь черным клеймом на груди. Но о нем он говорить не хотел.

— Эй, ты! Иды суда! — в дверях возник повар-азербайджанец. Его скрюченный грязный палец указал на Саню.

— Чего надо? — спросил тот, поднимаясь с места.

— Иды, там убрат нада! — махнул рукой азер. Иван посмотрел на Саньку. Они бы-ли в наряде по столовой и обязаны делать все, что говорят. Хотя, вообще-то в на-ряде были не они, а несколько дедов, но им картошку чистить западло, они лучше поспят…

Саня положил нож и пошел за поваром.

— А чего тебя Художником называют, рисуешь здорово? — спросил Иван. Алексей улыбнулся:

— Да так, умею немного. А называют… Потому что мы для них не люди вовсе, — сжав губы, он посмотрел на Ивана, — мы «духи». А «духу» зачем имя? Я — Ху-дожник, он — Тунгус, Санек — Водила. Тебя они тоже как-нибудь назовут.

Из соседней комнаты донеслась матерная ругань и глухой звук удара.

— Чего ты? — раздался нервный голос Санька.

Снова приглушенное ругательство. Иван поднялся.

— Сиди, что ты сделаешь! — одернул его Художник, но Иван, не выпуская нож, вышел в коридор. Тунгус перестал раскачиваться и замер, но пальцы продолжали вращать картофелину, и ржавый кухонный нож вгрызался в желтую с черными «глазками» мякоть.

Ориентируясь по звуку, Иван вошел в соседний бокс. Это была разделочная. Стены в белом кафеле, деревянные доски на нержавеющих столах, и огромная иссеченная колода посредине. Саня сидел на полу, держась за руку, с которой стекали струйки крови. Кавказец нависал над ним, сжимая нож. Он обернулся на звук шагов и уставился на Ивана:

— Чего здесь? Иды на х…й работай!

— Сам иди на х…й! — сказал Иван.

— Что сказал? — Повар шагнул к духу, но заметил, как шевельнулся нож в руке Ивана, и остановился. — Что, душара, ох…ел, да? Нож палажи!

Их взгляды встретились. И повар увидел, как в карих глазах духа на мгно-венье мелькнула странная тень, и зрачки стремительно почернели, уставившись двумя бездонными, жуткими жерлами. Он открыл рот, но не мог выдавить ни сло-ва. Иван смотрел на него, мысленно втыкая нож в белый, замызганный халат.

Протиснувшись бочком мимо, повар помчался прочь. Иван подошел к Сане. Солдат поднялся, держа на весу рассеченную, залитую кровью ладонь.

— За что он тебя? — спросил Иван.

— Надо в медпункт идти, — ответил Саня. Он не сказал «спасибо», но Иван знал, что поступил правильно.

— Повезло, — завистливо сказал Леша. — Может, в лазарет положат…

— И ты себе полосни, — посоветовал Иван.