Джон Толкин - Хоббит

Дракон снижался. Его брюхо искрилось драгоценными каменьями – везде, кроме одного тускло черневшего места. Запела тетива. Черная стрела взмыла ввысь и впилась точно в брешь на чешуйчатой груди, под отведенной вбок левой передней лапой. Она вошла целиком – наконечник, древко и оперенье, – столь мощным был ее лет. С воем, от которого глохли люди, падали деревья и дробились камни, Смауг взмыл в небо, перевернулся и рухнул замертво.

Прямо на город он упал и забился в предсмертных судорогах, круша обгоревшие дома. Озеро вскипело, заклубился пар, белый в наступившем мраке. Зашипела вода, завертелась воронка, и все смолкло. Так погибли Смауг и Эсгарот, но не Бард.

Молодой месяц вставал все выше и выше. Завывал ветер, клоня столбы белого пара и гоня их на запад, чтобы развеять в клочья над топями возле Мирквуда. Озеро было усеяно темными лодками, ветер разносил над водой крики людей, оплакивающих Эсгарот, свое добро и разрушенные дома. Впрочем, если хорошенько подумать, им следовало благодарить судьбу (хотя сами они еще того не осознали): по меньшей мере три четверти жителей спаслись, пастбища, поля, скот и большая часть лодок уцелели, а дракон погиб. Что это значит, они еще не осознали.

Рыдающие, дрожащие от холода люди собрались на западном берегу и первым делом принялись ругать бургомистра, который бросил город, когда там еще оставались защитники.

– Может, денежки он считать умеет, особенно свои, – шептали горожане, – а вот в трудную минуту струсил. – И они принялись восхвалять Барда. – Если б только он не погиб, – говорили люди, – мы бы сделали его королем. Бард – Победитель дракона из рода Гирионова! Увы ему!

И тут из тени в круг говорящих выступил высокий человек. С него ручьями лилась вода, мокрые черные волосы облепили шею и плечи, глаза горели грозным огнем.

– Бард не погиб! – вскричал он. – Бард прыгнул в воду, сразив врага! Я – Бард из рода Гирионова, я – победитель дракона!

– Король Бард! Король Бард! – закричали все, только бургомистр заскрипел стучащими зубами.

– Гирион был правителем Дейла, не королем Эсгарота, – сказал он. – Мы в Озерном городе всегда выбирали бургомистра из числа старых и мудрых и не потерпели бы над собой власти простых воителей. Пусть «король Бард» отправляется в свои владения – Дейл освобожден его доблестью, и теперь ничто не мешает ему вернуться. Все, кто предпочтут холодные камни под сенью Горы зеленым берегам Озера, могут идти с ним. Мудрые останутся со мной, отстроят заново город и будут жить в богатстве и процветании.

– Бард – наш король! – закричали стоящие рядом. – Довольно с нас стариков-менял! – Те, кто стояли дальше, подхватили: – Да здравствует Лучник! Долой Барыгу! – так, что эхо раскатилось по всему берегу.

– Я менее всего склонен принижать деяния Барда-лучника, – осторожно начал бургомистр (ибо Бард стоял рядом). – Сегодня он заслужил почетное место в ряду благодетелей нашего города и стяжал себе неувядаемую славу. Но в чем, о народ… – Тут бургомистр встал и заговорил очень громко и четко: – В чем обвиняют меня? За что меня смещать? Кто разбудил дракона, спрошу я вас? Кто получил богатые дары и щедрую помощь, кто уверил нас, будто сбудутся старинные песни? Кто сыграл на нашем добросердечии и наивных мечтах? Что получили мы в благодарность? Золото? Нет! Дракона и разрушение! Кто должен возместить нам ущерб, взять на себя попечение о сиротах и вдовах?

Как видите, бургомистр недаром занимал свой пост. От его слов люди на время забыли, что хотели провозгласить короля, и обратили свой гнев на Торина со товарищи. Толпа разразилась злобными выкриками; иные из тех, кто громче других распевал старинные песни, теперь так же громко вопили, что гномы нарочно наслали на них дракона.

– Глупцы! – сказал Бард. – Зачем тратить слова и гнев на этих несчастных? Наверняка они первые погибли в огне, еще до того, как дракон полетел сюда. – Тут он вспомнил о сказочных сокровищах Горы, оставшихся без хозяина и охраны, и резко замолк. Лучник подумал о словах бургомистра, о том, что сможет заново отстроить Дейл и украсить его золотыми колоколами, если только сумеет найти людей.

Наконец он заговорил снова:

– Сейчас не время для обвинений, бургомистр, как и для серьезных перемен. У нас много работы. Я остаюсь под твоим началом, хотя со временем, возможно, вспомню твои слова и пойду на север с теми, кто решится за мной последовать.

И он зашагал прочь – проследить, чтобы начали разбивать лагерь и позаботились о раненых. Бургомистр только оскалился ему вслед и остался сидеть. Он много думал и мало говорил, разве что требовал принести еды или разжечь костер. А Бард, куда бы он ни шел, слышал разговоры о несметных сокровищах, оставшихся без присмотра: слухи распространялись, словно лесной пожар. Люди толковали о скором возмещении за разрушенные дома, о богатстве, на которое смогут выписывать с юга всякие роскошные вещи, и это поддерживало их в нынешнем бедствии – весьма кстати, потому что ночь выдалась холодная и ветреная. Укрытие нашлось для немногих (в том числе для бургомистра), еды не хватало (даже бургомистру досталось не досыта). Многие из тех, кто не погиб в пожаре, слегли в ту ночь от холода, сырости и горя и впоследствии умерли; и было много болезней и великий голод.