Лицо в ночи: Не сходить с пути прямого...

Но в следующее мгновения почувствовал, как что–то очень родное, знакомое коснулось ладоней. Я рефлекторно схватил свои палочки:

— Авада Кедавра! — сейчас совсем не время размышлять.

Зеленый луч ударил в самую середину сгустка черноты, когда тот бросился в атаку, зелень и чернь столкнулись… Тварь остановилась, застыла на полпути к цели, несколько мгновений казалось, будто бы она начала рассеиваться… Но это тут же прошло, тьма вновь вернулась и ничего не изменилось. Секундой позже существо уже вновь несется к Гарри.

— Файяарусс! — два огненных шара ударили в создание, но пламя стекло, не причинив вреда. Парень вновь откатился в сторону, избежав атаки. — Авада Кедавра!

Тварь резко дернулась в сторону, Смертельное проклятие пронеслось мимо. Гарри выпустил второе, в этот раз тварь тоже предпочла увернуться… При том еще ухитрившись оказаться совсем рядом.

Они закружили по помещению, Гарри был полностью поглощен схваткой, и больше не видел ничего вокруг. Он отключился, сосредоточившись на том, чтобы не ошибиться, избежать атаки, попасть самому. Не дать ей коснуться, не позволить загнать в угол, и раз за разом бить Авадой… Нельзя сказать, чтобы у него хорошо получалось. Тварь, казалось, стала еще шустрее, лишь дважды удалось достать ее. Каждый раз она застывала, на доли мгновения становилась менее темной… Но не больше, и Гарри каждый раз не успевал выпустить второе проклятие, чтобы закрепить успех.

Парень не видел, как все пленники освободились и, кидая тревожные взгляды на спасительницу, предпочли покинуть помещение. Не видел он, как Лили и Джеймс Поттеры последними задержались перед проломом, прежде чем тоже выбежать наружу. Сейчас не до того. Он вновь стал обращать внимание на мир вокруг, лишь когда раздался сильный голос:

— Люмилаблусиус — Изниропатрон!

Казалось, в помещении одновременно вспыхнули десятки мощных огней. Гарри, уже привыкший к царящему тут полумраку, вынужден был зажмуриться. Прикрыв глаза левой рукой, он мысленно затемнил заклинанием очки. Яркий свет оказался одним лишь белым лучем, что вырывался из палочки Альбуса Дамблдора.

Старый маг стоит в проломе, могучая, грозная сила исходит от него, бьет через палочку. Тварь вновь застыла, корчясь в яростном, невероятно ярком свете.

Гарри замер, не зная, что предпринять, впервые ему встретилась магия, которую никогда прежде не встречал.

— Тьюрэ — Ванна! — воскликнул Дамблдор.

Поток света вдруг на мгновение стал в десятки раз ярче, вновь заставив Гарри зажмуриться. А потом все прервалось, рука директора, опустилась, сам он пошатнулся, грозная стать и аура силы пропали…

— Не могу… оууу… — чуть слышно прошептал он опадая прямо на руки Лили и Джеймса Поттеров, что стояли сзади вместе с Сириусом и кем–то еще…

А тварь осталась на месте… она застыла там, где настигло заклятие Дамблдора. Уже нет сомнений в том, что она была не столь темной. Кое–где виднеются серые проплешины, клякса дрожит, словно в судорогах… Но все еще жива. Гарри чувствует это.

— Авада Кедавра! — новый смертоностный луч вырывается из палочки, интуиция говорит парню, что враг слабеет… — Все вместе! Авада Кедавра!

Сперва никто не отреагировал, но потом кто–то из стоявших сзади, вскинул палочку…

— Авада Кедавра! — вновь выкрикивает Гарри.

— Авада Кедавра! — вторят четыре голоса…

Пять лучей ударили одновременно. Тварь позеленела целиком, вся как–то исказилась, словно в агонии… и вспыхнула. Немыслимым, пронзительно… серым светом. Секундой позже осталась лишь горсточка пепла…

Больничное крыло Хогвартса было переполнено, Лили Поттер, Снейп, еще несколько волшебников, которых самих в пору лечить, суетились возле кроватей. Альбус Дамблдор лежал на койке, сознание не оставило его, но он не мог даже пошевелиться. Старинное заклятие, которое передавалось в роду отца из поколения в поколение и едва ли применялось хоть раз за незнамо сколько столетий, забрало все силы. Даже несколько восстанавливающих зелий, пока что не возымели должного эффекта.

Гарри сидит в стороне, у самой стены, чтобы не мешаться под ногами. Он мало что смыслит в целительстве, потому предпочиет не вмешиваться. Парень сам выжат, многочисленные ушибы и ссадины болят, в голове гуляет настоящий тайфун, а мысли никак не хотят прекращать калейдоскоп. Плюс ко всему прибавлялось какое–то новое, совершенно незнакомое чувство. Он не знал, как его охарактеризовать… Словно бы чье–то мягкое, приятное касание… но касание изнутри.