— Я хотел посмотреть на своих выращенных бойцов в действии. Как оказалось — они не такие уж и хорошие, есть над чем поработать, — посматривая на рыцарей в искореженных черных латах, процедил Гарион. Те опустили головы.
А узники тем временем неумолимо приближались, мои друзья стояли по колено в воде.
«Павел, надо что-то делать, утонете же» — передал я со своей ветки благоразумную мысль.
«Знаю, что надо, но не могу» — огрызнулся Павел в ответ.
В этот момент оборванные люди остановились и начали удивленно осматривать себя и других. Те стражники, что затесались в общую толпу, сообразили быстрее, что к чему и начали отступать к своим. Иные стражники, на скорую руку перевязав Монда, потихоньку стали подбираться за спину к Гариону.
— Кристан все-таки сделал это! — Павел поднял вверх руку в победном жесте. — Сдавайся, Гарион, твои козыри биты.
— Так это же Гарион, верховный маг! Так вот из-за кого мы здесь очутились! Не прячьтесь, вам все равно воздастся по заслугам! Мы все помним, господа стражники! — из толпы людей начали раздаваться возгласы. Люди понемногу приходили в себя.
— Ну, слава Великому кузнецу, а я уж думал, придется пойти на корм рыбам, — с облегчением выдохнул Крохм и выбрался на берег. За ним последовали и остальные.
Так получилось, что на пляже вновь образовались две стороны. По одну стоял Гарион с приспешниками, а по другую Павел с соратниками и очнувшимися людьми.
— Так вы все помните? — спросил Павел у пожилого мужчины в лохмотьях.
— Еще бы, как затмение какое-то нашло. Все помнишь, все понимаешь, но сделать ничего можешь, кроме того, что приказывают. Но зато теперь мы все напомним и тем, кто приказывал, — мужчина яростно сверкнул глазами в сторону отошедших стражников.
Стражники сжались за спинами Кана и Гариона. Видно им есть о чем вспоминать и вспоминать. Татина стояла смирно, даже не комментировала происходящее, но в ее глазах отчетливо светилась радость. Она не отрывала глаз от Пашки, и тот даже начал смущаться от такого внимания. А он стоял, не выпуская из израненных рук плюющегося язычками пламени огненный меч, с гордо поднятой головой и нежным цыплячьим пушком над верхней губой. Воплощение Данко, Спартака и немного Мюнхгаузена в одном флаконе. Вот он накрыл мечом амулет и скрыл его от посторонних глаз, затем волна холода прокатилась по пляжу и Пашкины царапины стали затягиваться на глазах. Чего нельзя было сказать об остальных присутствующих. Гномы мазали друг друга и орка заодно своей лечебной мазью, а Кан прикладывал к ранам бойцов какие-то травки. Наступила временная передышка.
В этот момент Гарион что-то прошипел, и Кан заметно съежился. Он на глазах пытался сделаться меньше, но Гарион не позволил ему этого сделать.
— Не уходи от ответа, брат! И этого у меня не вышло по чьей-то вине. А попытаешься перейти в лягушку, сразу же сделаю из тебя деликатес, — под испепеляющим взглядом Гариона, Кан втянул опущенную голову в плечи и начал носком сандалии застенчиво ковырять песок.
— Брат… — начал было Кан, но Гарион не дал ему договорить, так злобно сверкнув глазами, что Кан только каким-то чудом не превратился в кучу пепла.
— Потом поговорим, когда желание убивать немного поутихнет, — словно капли из старого крана цедились слова из узкой щели рта.
Татина от этих слов трепыхнулась, но тут же вскрикнула, когда Гарион покрепче взял ее за локоть. При этом Павел едва заметно дернулся. Но заметил не только я, его движение заметил и Гарион. Злобная радость вспыхнула в его глазах, когда он посмотрел на Татину. Казалось, что он о ней совсем забыл, а теперь неожиданно вспомнил и был приятно удивлен.
— Ну ты и медведь, а на вид соплей можно перешибить, — морщась от боли, простонала Татина.
— Заткнись, девчонка, сейчас будут говорить мужчины, — прошипел Гарион и обратился к Павлу. — Все-таки один козырь у меня остался, Павел! И сейчас ты подойдешь, отдашь по своей воле амулет и расскажешь о свойствах лучей, иначе получишь голову своей подружки отдельно от туловища.
И Гарион повыше поднял кинжал, демонстрируя его Павлу. Павел же выдерживал театральную паузу, то ли соображая как поступить, то ли…
— Нет у тебя никакого козыря, старик, — ровно и спокойно ответил Павел. — Вряд ли ты убьешь свою родственницу, а скорее всего дочь.
Тут уж я не смог удержать в себе вырвавшийся короткий, но емкий «Мяв». Не ругаюсь матом, иначе сказал бы по-другому. Здешний народ тоже не знал матерных слов, но поддержал меня в проявлении удивления, кто-то выругался, кто-то посмотрел на моего друга и повертел пальцем у виска, но большинство с разнообразными возгласами повернулись к Татине.
Читать дальше