Джин Вулф - Меч ликтора

«В стародавние времена, — рассказывала его мать, — люди верили, что можно выманить из земли золотые клады, если зарыть несколько своих монет и произнести какое-то заклинание. Многие зарывали, а потом забывали место или что-то мешало им вернуться и откопать свои деньги. Эти-то монеты мой сын и находит. На них мы и живем».

Я хорошо помнил ту ночь и старуху, ветхую и скрюченную; она сидела у торфяного костра и грела руки. Может быть, она напоминала мне одну из старых нянек Теклы, ибо что-то в ней разбередило мою память; впервые после нашего с Ионой заключения в Обители Абсолюта я так живо ощутил Теклу в своем сознании, что, взглянув случайно на свои руки, был удивлен толщиной пальцев, смуглым оттенком кожи и отсутствием кандалов.

— Продолжай, Северьян, — повторила Кириака.

— Затем старуха рассказала, что было в мертвом городе нечто притягивающее к нему ему подобных. «Ты ведь слышал истории о колдунах-некромантах, которые охотятся за душами мертвецов. А знаешь ли, что среди самих мертвецов встречаются вивиманты, привлекающие живых, чтобы снова обрести жизнь? В каменном городе есть один такой; однажды или дважды в сарос тот, кого он к себе вызывает, приходит к нам ужинать». Она обратилась к своему сыну: «Ты наверняка помнишь того молчуна, что заснул подле своего посоха. Ты был тогда совсем мальчишкой, но вряд ли забыл его. Этот пока последний». И я понял, что и меня призвал к себе вивимант Апу-Пунхау, хотя я ничего и не почувствовал.

Кириака бросила на меня косой взгляд.

— Так что же, я, по-твоему, мертва? Ты это хочешь сказать? Ты же сам говорил, что там была ведьма-некромантка, а ты просто случайно набрел на ее костер. Я думаю, ты сам был колдуном, больная — твоей клиенткой, а женщина, о которой ты говорил, — прислужницей.

— Это оттого, что я опустил в своем рассказе все важные подробности, — заметил я. Я чуть не расхохотался, когда она сочла меня колдуном; но Коготь впился мне в грудь, напоминая, что благодаря его могуществу, украденному мною, я обладал силою колдуна, не владея, однако, соответствующим знанием; и я понял — это «понимание» было того же порядка, что и раньше, — что, хотя Апу-Пунхау притянул камень к себе, но забрать его у меня не смог (или не захотел).

— Самое важное, — продолжал я, — когда призрак исчез, в грязи осталась лежать алая накидка с капюшоном — такая, как сейчас на тебе. Она у меня в ташке. Разве Пелерины балуются некромантией?

Ответа я так и не дождался, ибо, не успел я закончить свою речь, как на узкой тропинке, ведущей к фонтану, возникла рослая фигура архона. Он был в маске и костюме пса-оборотня, и, встреть его при ярком свете, я не узнал бы его; но густые сумерки сада с легкостью, словно руки человека, сорвали с него маску, и я, лишь только заметил его высокий силуэт и походку, тотчас понял, кто перед нами.

— Ага, так ты ее нашел, — произнес он. — Мне следовало опередить тебя.

— Я так и думал, — ответил я. — Но до этой минуты еще сомневался.

Я покинул палаты через ворота, обращенные к берегу. Их охраняло шестеро воинов, в облике которых не было и следа вялой безмятежности, присущей тем двоим, что я видел на речной стороне всего несколько стражей назад. Один из них, учтиво, но непреклонно заступая мне путь, осведомился, действительно ли мне необходимо уходить так рано. Я назвал себя и ответил, что, к сожалению, это и вправду необходимо: у меня еще остается работа на ночь (это была правда), да и завтра мне предстоит трудный день (и здесь я отнюдь не лгал).

— Да ты герой. — Голос стражника звучал несколько дружелюбнее. — Но разве ты без охраны, ликтор?

— Со мной было двое сопровождающих, но я их отпустил. Я и сам вполне смогу найти дорогу к Винкуле.

Другой стражник, молчавший до сих пор, обратился ко мне:

— Ты мог бы остаться в палатах до утра. Тебе найдут покои, где ты хорошо отдохнешь.

— Да, но тогда я не закончу работу. Боюсь, мне все же придется уйти.

Воин, заслонявший мне путь, отступил.

— Я, пожалуй, пошлю с тобой двоих. Если бы ты согласился подождать, я бы мигом все устроил. Мне только необходимо получить разрешение начальника стражи.

— Не беспокойся, — сказал я и, не дожидаясь ответа, пошел прочь. В городе явно что-то происходило — возможно, снова объявился убийца, о котором предупреждал мой сержант; я почти не сомневался, что, пока я пребывал в палатах архона, разыгралась новая трагедия. Эта мысль привела меня в приятное волнение — я, конечно, был не так глуп, чтобы воображать себя неуязвимым против любого нападения, но сама возможность нападения, смертельный риск, которому я подвергал себя в ту ночь на темных улицах Тракса, не давали мне впасть в уныние, что при иных обстоятельствах вполне могло произойти. Неясная угроза, безликая опасность, притаившаяся в ночи, была самым ранним из моих детских страхов; и теперь, когда все они давно изжиты, в моем взрослом сознании сохранилось лишь ощущение уюта от всего детского.