Вероника Горбачёва - Иная судьба. Книга I

Тонкая улыбка промелькнула на устах капитана Модильяни.

— Его светлость вряд ли нуждается в рекомендациях подобного рода, брат Тук. Он осведомлен о настроении народа и, будьте уверены, печётся о его благонравии. К сожалению, госпожа герцогиня пока не готова к выходу, её тревожит переизбыток внимания. Но она выразила желание отстоять воскресную службу в Божьем храме, и его светлость посоветовал ей навестить монастырь святой Урсулы, который удалён от шумного центра города. Госпоже Анне будет там спокойнее.

Брат Тук безмятежно кивнул. С видом, что уж ему-то это нисколько не интересно.

— Отрадное известие, брат мой. Вы позволите передать эти новости его высокопреосвященству?

— Полно, брат Тук, можно подумать — вас так волнует мой разрешение… Скажите-ка лучше, удалось что-нибудь выяснить по интересующему нас предмету?

Тук кивнул, вроде бы небрежно, но губы дрогнули в торжествующей улыбке.

— Артефакт изучается, но уже сейчас можно сказать: он был замкнут на некоем лице, находящемся здесь, в Эстре. Как и пояса умертвий, сопровождающих покойную… лже-герцогиню. Пряжки на поясах держали тварей в безусловном подчинении.

— И замыкались, стало быть… — задумчиво продолжил как бы про себя капитан.

— На одном известном нам обоим субъекте.

— С дипломатической неприкосновенностью, сдаётся мне… В кружевах и павлиньих перьях.

— Совершенно верно, брат мой.

— Но ведь мы наступим ему на хвост, не правда ли?

— Уж безусловно. Вы со своей стороны, мы со своей. Боюсь только, как бы после этого наш павлин не остался бы голозадым.

— Что это? Смиренный служитель божий знает подобные слова?

— Для пользы дела, брат мой, приходится узнавать многое.

— Верю. Однако же…

Капитан заколебался. Краем глаза увидел, как герцог недовольно на него покосился. Ну, простите, ваша светлость, иного места встречи просто не нашлось! Да и времени не хватает, с вашими-то постоянными поручениями…

— Помните, брат Тук, вы собирались выяснить ещё кое-что из своих источников. Насчёт одной фамилии, показавшейся вам знакомой.

Монах сдержанно вздохнул.

— На здешнем уровне — пусто. Нужно обращаться в Папские архивы.

— Даже так?

— Терпение, друг мой — высшая добродетель. Вооружимся же им…

…Нехорошо, думал Бенедикт, бросая на герцога взгляды поверх чаши со Святыми дарами. Совсем нехорошо… Глаза сияют, затаённая улыбка, мыслями витает в облаках… Из мужчины в подобном состоянии духа можно запросто вить верёвки. И кто её знает, эту новую герцогиню, так ли уж она проста и бесхитростна, как судачит прислуга. И не стоит ли кто за этой простотой?

Марта Дюмон. Почему-то в уме архиепископа к простому женскому имени добавлялась совсем иная фамилия: Марта Лорентье. Дочь Мартины Дюмон-Лорентье, внучка Иоанны Дюмон-Лорентье… Неужели той самой?

Иоанну Лорентье долго искали после признания самим Папой её невиновности, но так и не нашли. Дело легло в тайные архивы уже лет… семь назад, кажется. Настала пора их перетряхнуть. Дождаться известий от Тука — о чём там они беседуют с капитаном, будто добрые приятели? — и послать его, пожалуй, прямо в Ватикан.

При раздаче причастия Бенедикт Эстрейский внимательно вгляделся в безмятежное лицо герцога и увидел самые наихудшие признаки, подтверждающие одно: его светлость, как заурядный школяр, был пьян любовью. Отсюда и лёгкое золотистое сияние — новое вкрапление в ауре светлейшего — и прозрачный взгляд, и, главное, полностью исчезнувший шрам над губой. Плохо дело…

«Ты снова мне нужен, брат мой», — потянулся он мысленно к брату Туку. «Жду тебя сразу после окончания…»

… Карета его высокопреосвященства была достаточно высока и широка, чтобы большой и сильный мужчина мог переодеться на ходу, не испытывая тесноты. К тому же, походный образ жизни изрядно упростил привычки Бенедикта, и для смены парадного облачение на простую рясу ему не требовалась помощь шести лакеев и целого штата придворных, как если бы это было при дворе Его Величества Генриха. Архиепископ по простецки стащил одежды через голову, обтёрся мокрым полотенцем, насухо вытерся и лишь после этого натянул на голое тело простую льняную рубаху, а поверх — коричневый балахон с объёмистым капюшоном. Теперь он был неотличим от членов собственной братии.

— Святой Урсулы, говоришь? — только и сказал, выслушав Тука. Помолчал. — Отлично. Я давно собирался навестить сестёр, посмотреть их хвалёный сад и поговорить о новой школе, да всё было недосуг. Вчера они послали мне уже третье слёзное напоминание. Нехорошо столь долго откладывать встречу…