Сергей Крускоп - Дыхание дракона

И никакого воронья. Умное воронье разлетелось куда глаза глядят, когда жареным еще только начинало пахнуть, прекрасно сообразив, что утолять голод нужно, чтобы жить, а не наоборот. А глупое воронье, ежели таковое было, полегло тут же, добавив свой прах к устлавшей землю пыли. Потому что не мечом и не из арбалета была убита та клыкастая тварь и ей подобные и вовсе не подобные. И не надо было слишком сильно присматриваться, чтобы в ночи увидеть, как мертвенно-синим светом сияет остаточная магия над обугленными костяками. Недаром при подписании мира войну назвали Предпоследней, недвусмысленно намекая, что следующая война, если таковая случится, может стать последней для всех враждующих сторон. Стремительная война заняла всего год – не то, что противостояния прошлых времен, длившиеся десятилетиями. Но она унесла куда больше жизней, чем предыдущие, заодно стерев с карт Пелицистан, на мертвые земли которого едва ли в ближайшее время кто-либо вздумает претендовать.

Сверток на руках рыцаря завозился и запищал. Мужчина, выбрав место поуютнее (если к окружающей обстановке вообще было применимо такое слово), спешился и, развязав стягивающую сверток полосу ткани, развернул его и осмотрел содержимое. «Содержимое» тотчас засучило ручками и ножками и заголосило теперь уже всерьез. Перепеленав ребенка, рыцарь достал из переметной сумы сосуд с некой болтушкой, приготовленной в чудом уцелевшей деревне, которую он недавно миновал. Готовившая смесь старая знахарка уверяла, что это вполне годится в пищу полугодовалому младенцу. Сам рыцарь, попробовав месиво, усомнился в его съедобности для кого-либо вообще, однако дите, видимо, не желая подводить добрую женщину, трескало его за милую душу.

– Кушай, кушай, племяша, – рыцарь вздохнул, отправляя очередную порцию в рот девочке при помощи импровизированной деревянной ложки. – Не взыщи уж, что есть, то есть. В походах и не такое… кушать приходится.

Девочка покорно ела, словно соглашаясь, что да, и не такое.

Через день, наконец, начались земли, которые война обошла стороной. Конь взбодрился, кося глазом на зеленую траву, не приправленную пеплом. Появились птицы, и не только воронье: на заводи маленькой речки зимородок синей искрой сорвался с притопленной коряги, компания мелких степных журавлей со светлыми косицами осторожно разглядывала путника, размышляя: взлететь – не взлететь. Ну и самое главное, что стали попадаться деревни, жители которых сумели сохранить хоть какое-то хозяйство. Здесь рыцарю удалось раздобыть кое-какую еду для себя и, что важнее, молоко для девочки. А один раз получилось даже сдать малышку на руки некой добросердечной бабке и наконец-то проспать спокойно целую ночь.

Новая деревня открылась из-за поворота тракта. Хорошая деревня, люди живут крепко: заборы не покосившиеся, дома добротные, над многими курится дымок – хозяйки что-то готовят. У дороги – сруб колодца с застывшим над ним свежевытесанным «журавликом»; его сгнивший предшественник валяется неподалеку, в бурьяне. Как ни яростны были последние битвы, сюда докатились лишь их отголоски в виде рыцарей и отрядов эльфов, прошедших здесь боевым порядком год назад, да одиночных уцелевших вояк вроде него, возвращающихся теперь по домам.

– На ночлег не пустите, хозяин? – Рыцарь окликнул седовласого мужика, деловито строгавшего топорище на замену сломанному.

– Дак вить, – мужик поднял глаза, – отчего ж не пустить. Вы, господин рыцарь, видать по всему, человек приличный. И то сказать, с рыцарем в доме-то и нам спать поспокойнее будет. А то нынче много всякой нежити шляется, после войны-то, упыри… да и иные люди не лучше будут.

– А почем же ты знаешь, что я, к примеру, не упырь? – Рыцарь спешился, придерживая начавший проявлять нетерпение сверток одной рукой и коня под уздцы – другой.

– Да уж знаю, – проворчал мужик, и тут же вполне логично добавил: – Где ж вы видали, чтоб упырь робенку с собой таскал?

В доме две женщины (из разговора удалось выяснить – жена и вдовая сестра хозяина избы, оказавшегося местным старостой) занялись вопящей уже в голос «робенкой» под любопытными взглядами двух детишек лет трех-пяти, а рыцарь расседлал коня. Войдя в дом, он обнаружил племянницу умытой и вполне довольной жизнью в извлеченной откуда-то люльке. Старостина жена умиленно покачивала это нехитрое приспособление; ее собственных детей не было видно – видимо, их уже прогнали спать.

– Куда ж, господин рыцарь, вы таку кроху везете? – осведомилась она с жалостливой ноткой в голосе.