Роман Афанасьев - Знак чудовища

— Я знал, — прошептал алхимик дрожащими губами. — Проклятие! Я так и знал, что этим кончится.

Медная монета глухо стукнула о столешницу, завертелась, встала на ребро и покатилась к краю. Не успела. Мозолистая ладонь прихлопнула беглянку. Крепкие пальцы с траурной каемкой под ногтями сграбастали ее и спрятали подальше от посторонних глаз.

— Так что было дальше?

Широкоплечий крестьянин неспешно завязал тесемки кошеля, сунул его за пазуху и взялся за кружку с пивом. Глотнул от души, так, что жидковатая пена потекла по рыжей бороде двумя ручьями.

Его собеседник — высокий и стройный северянин с небесно-голубыми глазами и чисто выбритым лицом — ждал. Он знал, что случилось, до него дошли слухи. Но теперь желал услышать все от свидетеля. От того, кто видел это своими глазами. Потом он все проверит. Абсолютно все. Но сейчас ему был нужен свидетель.

Крестьянин хлопнул кружкой о стол, вытер рукавом мокрые усы и гулко откашлялся.

— Значит, это, — сказал он, стараясь не смотреть в пронзительно-голубые глаза гостя. — Было это две седмицы назад. Я тогда случился поблизости от замка барона, тащил, значится, на горбе куль с мукой, для кумы…

— Что произошло?

— Ну. Прискакал, значит, к замку дракон. И давай барона выкликать.

— Дракон? Как он выглядел?

— Ну, такой вот. Как человек. На черном жеребце. И сам весь черный.

— Так это был человек или дракон?

— Дракон, значится. Морда длинная, черная, ну чисто ящерица. Голова, как у лошади, не меньше. Глаз не видно, на башке перья топорщатся — чисто змей пернатый. А из морды-то, из ноздрей — дым валит. Ну, точно как наш барон, когда гномье зелье курит. Да. А сам-то сидит на жеребце. Покрыт весь чешуей, как змий. Она на солнце блестит, переливается. И когтищи у него вострые.

— Когти? Точно?

— Как есть когти. Блестящие, длинные — ну точно, как кровельные гвозди, что мой кум кует. Такими стенку насквозь прохватить можно.

— А ноги что?

— Ноги? Да не помню уж. Ноги как ноги. В сапогах вроде.

— Хвост?

— Не упомню что-то. Нет, не было хвоста.

— Ладно. Что дальше?

Крестьянин выразительно глянул на пустую кружку. Северянин нахмурился, но все же щелкнул пальцами, подзывая трактирщика. Тот моментом очутился рядом и, подобострастно щерясь, бухнул на стол полный кувшин с пивом. Крестьянин проводил взглядом трактирщика, одобрительно крякнул и налил себе полную кружку.

— Дальше что? — поторопил северянин.

— А дальше, значит, так. Примчался дракон на коне к самым воротам. Дымом пышет, чешуей блестит, когтищами машет. И давай, значит, барона выкликать. Мол, выходи, Нотхейм, погубитель, на честный бой.

— По-человечески и говорил?

— Точно. Похож, змей, на человека. Чай промеж нас жил, таился, гад подколодный.

— И что барон?

— Услыхал. Выскочил из ворот, — и в драку.

— Прямо из дома?

— А то. Барон у нас боевой! Всегда готов. Чуть что, так сразу…

Крестьянин умолк и потер скулу. Северянин, теряя терпение, забарабанил длинными пальцами по грязным доскам стола.

— Ну же, — поторопил он. — Дальше что?

— Так вот. Выскочил барон — без доспеха, как есть. В рубахе. В руке — булава. Схватил по дороге, она у него завсегда в прихожей стоит. Дракон слез с жеребца, и как начали они биться! Барон палицей машет, дракон когтями. Бились, значит, недолго. Сначала, правда, Нотхейм когтями-то по руке получил, окровавилась рука. Но потом подналег, да как саданет булавой змея по плечу! У того колени подломились, упал — ну точно в землю врос.

Крестьянин снова умолк, поразмыслил немного, отставил кружку и приложился сразу к полному кувшину. Его собеседник вытянул длинную руку и отобрал кувшин. Пиво забрызгало и рыжую бороду, и стол.

— Дальше рассказывай.

— Ну, — протянул крестьянин, — дракон еще махнул когтями, да поздно. Барон как приложит булавой его по голове — аж гул по двору пошел. В башке — вмятина с кулак. Дракон, значится, брык — лежит, скучает. Готов, змий. Барон его за ногу ухватил и поволок к себе в подвал. Свежевать.

— Свежевать?

— Шкуру сымать. У него в подвале много чучел. Вот еще одно появилось. Срезал он с дракона рубашечку — загляденье просто. Мне кум рассказывал. Говорит — чисто кольчужка получилась, хоть на себя надевай. А голова того. Не вышло. Говорят — в куски ее барон разнес. И не собрали.

— Рубашечка, значит, — задумчиво повторил северянин. — Все?

— Все, господин хороший. Рассказал, что знал.

Гость резко поднялся, и его долговязая фигура нависла над крестьянином. Тот втянул голову в плечи и с опаской глянул вверх. Почудилось, что глаза у гостя птичьи. С черными щелочками зрачков.