Джордж Локхард: Тени и пыль

Вокруг, насколько хватало «глаз», простиралось девственно чистое пространство — черная дыра охотилась в этих местах уже тысячи лет. Робот-навигатор, верный помощник летуньи, сообщил прямо ей в мозг, что новая траектория проложена вдоль устойчивой гравитационной огибающей, и корабль покинет зону коллапса через несколько часов, чудом ускользнув из объятий пожирателя звезд. Можно было расслабиться.

Фокси устало закрыла «глаза», давая знать компьютеру, что передает управление. В кабине моментально включилось биоизлучение, имитировавшее альфа-ритмы спящего мозга. Пока летунья дремала особым «ускоренным» сном, тысячи наноагрегатов рванулись в ее кровь, избирательно уничтожая продукты усталости и очищая организм. Пять минут подобной обработки полностью заменяли нормальный, здоровый семнадцатичасовой сон.

Но при «ускоренном отдыхе», разумеется, не могли сниться сны. Очнувшись от дремоты через несколько минут, прекрасно отдохнувшая и выспавшаяся Фокси с грустью обнаружила, что смертоносная плазменная сфера осталась позади, а корабль по-прежнему скользит в пустоте, огибая черную дыру. Еще много часов, до следующей сферы, живому пилоту не найдется работы.

Некоторое время летунья отрешенно глядела вдаль. Смешно — каких-то пару месяцев назад она думала, что в космосе холодно и пусто. А ведь оставшаяся за кормой плазменная сфера была далеко не самой яростной из тех, что уже попадались на пути… Скоро, Фокси знала, начнется подлинный энергоокеан. Соваться туда было форменным безумием; никто и никогда не пытался пересечь Призму на звездолете. Но никто и не заходил так далеко, как она сейчас — грань «невозможного» осталась далеко позади, согласно памяти бортового компьютера такого полета просто еще не бывало. Если произойдет чудо, невероятное чудо, если каким-то мистическим образом корабль уцелеет и пройдет сквозь Призму — о скромной летунье по имени Фокси напишут в каждом учебнике на миллионах обитаемых планет.

Потому что сквозь Призму пройти нельзя. Это знали все. Даже безумцы. Даже те, кого преследовала Фокси. Они свернули, избрав в тысячу раз более длинный и в миллиард раз менее опасный путь.

— А я не сверну, — упрямо прошептала летунья. Хотелось плакать, но новое железное тело этого не умело, и Фокси поникла, закрыв глаза-датчики и прогнав из разума гипнотизирующий вид космоса. Перед внутренним взором, как наяву, встали последние дни с друзьями.

Летунье неудержимо, до боли, до зубовного скрежета захотелось домой. В маленький, скоромный парк на мало кому известной захолустной планетке, где рос старый уютный дуб и жила веселая команда спасателей… Сердце так сжалось, что медицинский компьютер послал тревожный запрос.

— Я в порядке… — с трудом прошептала Фокси. — В порядке…

Зажмурившись крепче, она попыталась хотя бы в мечтах вернуться домой. Не заметила, как, ощутив тоску хрупкого живого существа, заботливые машины слегка изменили состав дыхательной смеси, добавили успокоительное в питательный раствор, и Фокси просто уснула — старомодным, дико неэффективным образом. Как можно оправдать подобную потерю времени?

Разве что, снами?

Забыв, где находится, забыв о минувших и грядущих опасностях, несчастная одинокая летунья спала, и во снах возвращалась домой, заново переживая дни, что бросили ее из тихой и незаметной жизни прямиком в плазму.

Вначале никто не понял. Все шесть моторов вездехода внезапно заглохли, в прожекторах лопнули лампы. Темнота навалилась со всех сторон. Затем — спустя долгие секунды мертвой, неестественной тишины — земля дрогнула и со свода посыпалась пыль. Сверху, сквозь многометровую толщу бетона и земли, донесся глухой гул.

Стены затряслись ровной мелкой дрожью, будто рядом проносился чудовищный поезд. Медленно, неотвратимо нарастал страшный, ни на что не похожий рокот, он будто вдавливал в землю, от чудовищной мощи вибрировал сам воздух. Стало трудно дышать.

Некоторое время все молчали, слишком шокированные, чтобы разговаривать. Вездеход трясся вместе со стенами, жуткий рокот продолжал давить на сознание. Постепенно глаза привыкали к темноте, стали видны слабо светящиеся фосфорные шкалы приборов. Внутренние лампы погасли вместе с прожекторами.