Фабрис Колен - По вашему желанию. Возмездие

— Мы застигли их врасплох, ваше величество. Видите? Большая часть была вооружена. Какое счастье, что мы вовремя узнали об этом заговоре.

— Что вы такое говорите? — недоверчиво спросил юный Орион. — Люди Раджака их просто-напросто перебили. А они даже и не попытались защититься. Большая часть была вооружена? (Он потряс за плечо своего крестного.) Генерал, вы же все видели, разве это так?

— Не знаю, — начал Араке, будто пробуждаясь от долгого сна. — Некоторые…

— Но ведь, — воскликнул Орион, хватая Императора за плечо, — эти люди не желали вам зла. И вы это знаете.

— Убери руку, — выдохнул Полоний.

— Наш юный принц еще не вполне понимает все тонкости политической игры, — улыбнулся сенатор Адамант. — Только подумайте: некоторые сенаторы собирались обвинить нас — генерала и меня — в том, что мы хотим свергнуть ваше величество. Представляете? Но грязная игра в конечном итоге обернулась против них. Прошу вас, оставайтесь начеку: эти желчные старикашки не остановятся ни перед чем.

— Я не понимаю, что мне делать, — признался Император, поправляя на голове венец.

Адамант сложил руку козырьком и посмотрел вдаль. Солнце скрылось за горизонтом. Крики в переулках умолкли. Большая часть сенаторов уже мертва. Их тела были еле прикрыты разорванными тогами, насквозь пропитанными кровью. Императорская гвардия обрушилась на них как смерч. И теперь, когда буря миновала, осторожно открывались двери, испуганные прохожие боязливо выходили на улицу, а солдаты стройными рядами возвращались в казарму, стараясь не обращать внимания на все еще звучащий в голове гул ударов.

— Не бойтесь, ваше величество. Я рядом.

Полоний обратил на сенатора взгляд, полный надежды. Адамант, не моргнув глазом, повернулся к нему.

«Считай, что ты мертвец», — мысленно прошептал он.

А потом взял своего государя за запястье и накрыл его ладонь своей:

— Доверьтесь мне.

Ночь надвигалась на город, поглощая все на своем пути. Дат-Лахан в вечернем сумраке осветился тысячью огней. С факелами, которые варвары зажгли у складов и на площадях бедных кварталов, соперничали жирандоли на виллах и дрожащая подсветка фонтанов.

Монастырь Скорбящей Матери был погружен во мрак. Укрывшись в своих кельях, прислушиваясь ко всем шорохам, монахини молились за души убитых сенаторов. Слухи о побоище успели дойти и до них: теперь об этом уже знал весь город. Сложив руки, преклонив колена подле окна, сестры невидящим взглядом смотрели на беззвездное небо. Лишь печальный, никому не нужный серпик луны вырисовывался на фоне черноты.

Наджа закрыла глаза. Сидя на своем ложе, спрятав голову между коленями, она пыталась не думать, но у нее это плохо получалось. Несколько минут сестра просидела так, дрожащей рукой проводя по голове, после чего медленно распрямилась, встала и потрогала скрытый туникой шрам у себя на груди. Она отворила дверь, осторожно прикрыла ее за собой и двинулась по темным коридорам.

Час назад, несмотря на все старания монахинь, почти что у нее на руках умер генерал Леонид. Он потерял слишком много крови, и усталое сердце в конце концов перестало биться. Последние слова умирающего были об Императоре: «Передайте ему, что я никогда его не предавал». «Несчастный безумный старик, — думала Наджа, спускаясь по древним винтовым лестницам, — и все вы безумцы. Скоро ваша Империя превратится в руины».

Она вошла в огромный подземный зал, попасть в который можно было только через потайной ход. Пол покрывал тонкий слой сероватого пепла. Из каменных стен, как из кожи больного, сочилась влага. Посередине искусственного озера возвышался небольшой храм с куполом. Внутри на нефритовой подставке покоился древний фолиант в кожаной обложке — «Смертоносное евангелие». Была мертвая тишина, и я стояла рядом с ним, положив руку на потрескавшуюся страницу.

Сестра Наджа остановилась у кромки воды.

— Я знала, что ты придешь, — сказала я.

Она на секунду замерла, а потом медленно опустилась на колени.

— Я никогда больше не смогу спать, — начала монахиня. — Варвары вошли в город. И во главе у них Лайшам.

— Я знаю, Наджа.

Она вытянула руку, коснулась пальцами воды, затем своего лба.

— Я пришла к тебе, чтобы узнать, — прошептала сестра. — О Скорбящая Матерь, даруй мне покой.

Она пала ниц и прижалась лбом к каменным плитам пола. Мускулы моего лица задрожали. Глаза сузились. Глазные яблоки закатились.

— Я вверяю себя тебе, о, Дух Единственного. Тебе, лицо которого мы забыли. Я отдаю тебе мои страдания. Я живу в память о твоей муке.